SCI Библиотека

Одной из актуальнейших проблем диалектики является изучение тех мыслительных форм, которые сложились в современной науке на основе отражения ею объективной диалектичности процессов и связей действительности и которые это отражение обеспечивают логически. Ф. Энгельс определял в этом плане диалектику как «единственно правильную форму развития мысли»¹.

Необходимым и плодотворным подходом в таком изучении является рассмотрение истории самой концепции диалектики как особой логической структуры познающей мысли, рассмотрение истории складывания ее специфических проблем и понятий о мышлении. Этой задаче — в связи с центральной для нее проблемой «формы мышления» (или «формы познания») — и посвящена данная работа.

Тайны художественного творчества… Это словосочетание многим кажется непривычным, даже странным. Говорят о тайнах природы, растительного и животного мира, но тайны художественного творчества?.. Здесь все или почти все зачастую считают познанным, открытым. Есть, правда, теоретики, по мнению которых в искусстве, особенно в творческом процессе, если не все, то очень многое вообще непознаваемо и никогда не будет познано.

Наш сборник объединяет авторов, считающих, что тайны искусства существуют и в принципе могут быть раскрыты. Поэтому заглавие сборника (пусть простят его неакадемичность) нужно воспринимать как полемическое, а не как информацию о том, что он раскрывает тайны творчества.

I. Клеандр принадлежал к первому по знатности роду и был одним из самых влиятельных граждан в Мантинее. С ним произошло несчастие, и ему пришлось бежать из родного города. Он переселился в Мегалополь¹, главным образом потому, что там жил отец Филонемена². Кравгид, человек во всех отношениях прославленный и дружественно к нему расположенный.

При жизни Кравгида Клеандр получал от него все необходимое; по смерти его он, в благодарность за гостеприимство, воспитал его сына-сироту, подобно тому, как, по словам Гомера, Феникс воспитал Ахилла³. Поэтому духовное развитие мальчика с самого начала носило благородный, как бы царственный характер.

Когда Филонемен вышел из детского возраста, заботу о его воспитании взяли на себя мегалопольские граждане Экдем и Мегалофан, друзья Аркесилая⁴ по Академии, которые более всех своих современников стремились поставить философию на службу государственной деятельности и практической жизни.

Книги А. Полторака «От Мюнхена до Нюрнберга» и «Нюрнбергский эпилог» заслужили широкую известность и признательность читателя.

Эта новая книга — третья за последние годы, в которой А. Полторак выступает в соавторстве с Е. Зайцевым. Две первые книги переведены на иностранные языки издательством «Прогресс» в Москве. Новая книга — живой интересный рассказ о том, как американские трибуналы в 1947—1949 годах судили руководителей германских монополий. Она дает яркое представление о международном союзе монополий, особенно немецких и американских, который не прерывался в годы второй мировой войны, стирая грань между большим бизнесом и государственной изменой.

Но авторы пишут не только о прошлом. Они протягивают нить из прошлого к событиям послевоенных лет — к агрессии США в Корее, Вьетнаме, к событиям на Ближнем Востоке, рассказывают о деятельности монополий в ФРГ. В книге даются литературно-политические портреты многих руководителей монополий.

Написанная живым и выразительным языком на основе документальных материалов, книга будет интересна широким кругам читателей.

Кое-кто из читателей, знакомых с характером прежнего преподавания логики в школе, возможно, поставит под сомнение целесообразность занимательной логики. Однако читатель, наверное, согласится с тем, что мыслить последовательно, судить доказательно, опровергать неправильные выводы должен уметь всякий: физик и поэт, тракторист и химик.

Особенно в наше время, постоянно приносящее множество необыкновенных и удивительных открытий и изобретений в разнообразных областях: в географии, политике, в общественной жизни… Тот, кто хочет по-настоящему во всем этом разобраться, кто желает иметь самостоятельное мнение и защищать его, а тем более тот, кто желает активно вмешиваться в жизнь, изобретать, выдвигать рационализаторские предложения, иначе говоря, деятельно участвовать в строительстве коммунизма, тот должен уметь логически мыслить.

И эта способность для своего дальнейшего развития требует упражнений, подобно тому, как для совершенствования лыжных навыков необходимо участвовать в лыжных соревнованиях. Возможно, что вы с этим несогласны. Что же, попробуйте тогда решить какую-нибудь логическую задачу, пусть столь же простую, как следующая.

I. Подобно тому как историки в описаниях Земли все, ускользающее от их знания, оттесняют к самым краям карты, помечая на полях: «Далее безводные пески и дикие звери», или: «Болота Мрака», или: «Скифские морозы», или: «Ледовитое море», точно так же и мне, Сосий Сенекцион 1, в работе над сравнительными жизнеописаниями пройдя чрез времена, доступные основательному изучению и служащие предметом для истории, занятой подлинными событиями, можно было бы о поре более древней сказать: «Далее чудеса и трагедии, раздолье для поэтов и мифографов, где нет места достоверности и точности».

Но коль скоро мы издали рассказ о законодателе Ликурге и царе Нуме 2, то сочли разумным дойти и до Ромула, в ходе повествования оказавшись совсем рядом с его временем.

Попробуйте вспомнить, как часто случай вторгается в вашу жизнь. Если внимательно присмотреться, то нетрудно заметить, что случай буквально осаждает нас со всех сторон.

Мы живем в самом случайном мире, который может придумать самое буйное воображение.

Случай многолик и разнообразен. Один омрачает наше существование, путает наши планы, мешает осуществлению самых заветных желаний. Другой безразличен. А третий окрашивает нашу жизнь в радужные тона и приносит неожиданное счастье и удачу (Эврика!).

Но стоит ли говорить о случайности и много ли о ней можно сказать? Ведь случай случаен, и не более!

Сказать о нем, оказывается, можно многое. Еще больше можно задать вопросов.

Почему получается хаос? Зачем нужно управление? Как поступать в случайной обстановке? Каким образом можно смягчить неприятности, связанные со случайными помехами в нашей жизни? Что такое метод МонтеКарло? Зачем нужно обучение? Какова роль случая в эволюции и прогрессе? Почему наш трижды случайный мир неплохо устроен и как его сделать еще лучше?

На эти и многие другие вопросы отвечает эта книга.

О счастье, завоеванном в труде, о настоящем, подлинно человеческом огромном счастье, за которое призвал бороться XXII съезд КПСС, рассказывается в этой книге. Автор на конкретных примерах вскрывает сущность мнимого, иллюзорного счастья, которое обещает людям капитализм, и доказывает, что истинное счастье человек обретает лишь в мире социализма, говорит о роли науки и искусства в борьбе за личное и общее счастье.

Книга написана в публицистическом стиле, с использованием материалов из художественной литературы.

Настоящий том «Истории европейского искусствознания» начинает свое изложение с 40-х годов XIX века, со времени наступления нового этапа в истории социалистической мысли — появления марксизма — и оканчивается, в основном, 70-ми годами XIX века.

В отмеченный период марксистская теория оказывает все более заметное воздействие на эволюцию как исторических, так и философских дисциплин. Именно в это время, под перекрестным влиянием и философским, и исторических наук, искусствознание формируется одновременно как историческая и теоретическая дисциплина. В то же время следует подчеркнуть, что только к концу означенного периода история искусства начинает занимать господствующее положение в триаде самостоятельных элементов, составляющих сложное единство искусствознания (история искусства, теория искусства, художественная критика), тогда как в первой половине XIX века, а в некоторых странах (например, во Франции и в России) и позднее руководящую роль играет художественная критика.

Когда мы с тобой, дорогой Постумий Терентиан,¹ как ты помнишь, изучали краткое сочинение Цецилия о возвышенном, то обнаружилось, что оно не охватывает всей темы, совершенно неудачно затрагивает основные вопросы и читатель не извлекает из него той пользы, к которой прежде всего должен стремиться автор.

К каждому ученому руководству обычно предъявляются два требования: во-первых, следует определить предмет исследования, во-вторых, найти и указать способы, помогающие овладеть этим предметом, причем второе требование стоит последним лишь по порядку, хотя по своему значению оно гораздо важнее.

Цецилий же пытается показать свойства возвышенного на бесчисленных примерах, словно обращаясь к невеждам; но вопрос о том, что делать с нашими природными дарованиями, чтобы в какой-то степени приблизиться к овладению возвышенным, он оставляет без всякого внимания, словно совершенно праздный.