Научный архив: статьи

Статья посвящена сравнительному анализу трех произведений русской литературы с одним и тем же названием, в которых воплощен один из традиционных образов русской литературы - образ метели, тождественный понятию судьбы. Сравнение классических текстов А. С. Пушкина, Л. Н. Толстого с повестью Владимира Сорокина, задуманной и написанной в 2010 г., позволяет проследить изменение образа метели и «метельных» мотивов в творчестве современного писателя как продолжателя традиций русской литературы. К анализу современного произведения привлекается не только «Метель» из пушкинского цикла «Повести покойного Ивана Петровича Белкина» (1830) и одноименный ранний рассказ Толстого «Метель» (1856), но и зрелое толстовское произведение «Хозяин и работник» (1895), а также рассказы Чехова. В повести В. Сорокина отмечается игровая позиция современного писателя по отношению к сюжетообразующей роли традиционного мотива, к теме смерти, образам интеллигента и «маленького человека». Делается вывод о таком решении Сорокиным темы исторического пути России, которое содержит скептическую интонацию автора, переживающего со своими современниками кризисность переходного времени и в то же время подчеркивающего бытийный, экзистенциальный смысл во взаимоотношениях человека и истории.

Статья выполнена в русле идей лингвистики текста и посвящена определению роли структурно-композиционных характеристик портретного описания в формировании образа героя в романе, написанном художником. В качестве материала для анализа выбран текст романа А. Романовой «Холст, масло». В статье в качестве примера приводится анализ портретного описания одной героини романа - Анны Вадим (глава 4). Новизна подхода определяется обращением к искусствоведческой литературе и описанием прототипической модели живописного портрета, которая служит основой для структурно-композиционного анализа портретного описания. Целью работы было выявление специфики использования структурно-композиционных средств при создании образа героя в особом типе портретного описания. Были получены следующие результаты. Показано, что автор-художник при создании портретного описания ориентируется на прототипическую модель живописного портрета, создающую «портретный текстовый континуум» каждой главы и служащую основой для структурно-композиционного решения романа. В такого рода текстах портретное описание становится текстообразующим функционально-смысловым типом речи и служит средством формирования образа героя.

Проанализирован рассказ А. Платонова «Никита», первоначально названный писателем «Добрый кит», в котором окружающая действительность представлена через восприятие пятилетнего мальчика, ежедневно преодолевающего сиротство. Он наделяет одушевленностью, разумом и чувствами видимые им предметы и определяет их через термины родства, имена собственные и другие языковые единицы, освоенные к этому возрасту. В мифологической картине мира Никиты существует «свое», которое связано с образом дома и двора, отгороженного забором от «чужого». Ежедневно выполняя функцию хозяина, которую отводит ему мать, Никита должен сохранять гармонию окружающего его мира – жить смирно, т. е. в родстве со «своим» миром, не допуская никого чужого и не лишая жизни поименованных, а значит, одушевленных обитателей.

Исследуется мотив мыши / мышеловки в романе «Отчаяние» В. Набокова. Доказывается, что двойники-антагонисты центрального персонажа аллюзивно связаны с образами кота / льва, а в облике и поведении Германа прослеживаются ассоциации с образом мыши, который актуализирует семантику малости и корреспондирует с «Записками из подполья» Ф. М. Достоевского. Завершающий семантику мотива образ мышеловки отсылает к известной «гамлетовской» сцене, но она дана в трансформированном виде. «Мышеловкой» становится созданный персонажем текст, который в ситуации отсутствия очевидцев свидетельствует перед автором и против автора, проявляет несостоятельность замысла Германа избавиться от «мышиного» в себе и занять позицию хозяина своего бытия.

Реконструируются причины интереса Толстого к историческому сюжету о самозванце. Сопоставлены три редакции рассказа о Пугачеве конца 1860-х – середины 1870-х гг., рассмотрены его творческая история и взаимосвязи с другими произведениями «Первой русской книги для чтения» (1875). В центре внимания находится поэтика эквивалентностей – повествовательная техника, которую писатель именовал «лабиринтом сцеплений». С ее помощью, как показано в работе, писателю удалось включить рассказ о Пугачеве в широкий контекст отечественной и мировой истории, общественных и природных закономерностей, соотнести образ самозванца с известными персонажами фольклора и художественной литературы.

Приступив к редактированию «Вестника Европы» в 1808 г., Жуковский в «Письме из уезда к издателю» анонсировал идиллическую авторепрезентативную модель «малого круга» («petit cercle»), которую он раньше выстраивал в лирике, переписке и дневниках. Эта модель была проигнорирована М. Т. Каченовским, ориентировавшимся на разночинскую модель «литератора-труженика». В «Российском музеуме» модель «малого круга» оказалась адаптирована к карамзинистскому контексту, «малый круг» чувствительных душ превратился в узкий круг избранных талантов, а враждебная «малому кругу» сила судьбы оказалась функционально сопоставлена с завистью их литературных противников. Наиболее плодотворным для карамзинистской рецепции оказалось амплуа Жуковского как «русского Тиртея». Оно стало точкой, в которой чаяния карамзинистов совпали с внутренними устремлениями Жуковского к идиллическому идеалу.

Рассматриваются основные принципы именования героев рассказа и их художественная роль. Прослеживается связь национально-культурной специфики мужских и женских личных имен с организацией системы персонажей в произведении. Анализируется сложная структура и трансформации орнитологического образа и обосновывается его безымянный статус.

Грамматическая метафора - важное средство создания образности, выражения авторских интенций в русской лирике конца XX - начала XXI века, в частности в творчестве Ольги Арефьевой, одного из ярчайших представителей современной рок-поэзии. В основе грамматической метафоры лежит морфологическая транспозиция, однако метафора в грамматике - это не просто задействование одной грамматической формы в значении другой, а переносное употребление той или иной формы, цель которого - создание образности. Грамматическая метафора имеет ярко выраженный контекстуальный характер, реализуется только в условиях определенного микроконтекста. Являясь средством создания образности, экспрессивности, в поэтическом тексте она может весьма успешно конкурировать с лексической метафорой, выступать в качестве важного элемента идиостиля автора, что можно наблюдать в текстах Ольги Арефьевой. В поэзии этого автора активно используется образный потенциал категориальной грамматической метафоры, в рамках которой переносу подвергаются грамматические категории и грамматические формы. Центральное место занимает перенос в сфере категории времени глагола. Употребление формы времени глагола в значении, свойственном другой временной форме, способствует возникновению в сознании адресата текста яркой, образной картины мира, состояния человека, особенностей его мироощущения. Подобная разновидность категориальной грамматической метафоры в текстах Ольги Арефьевой приводит к появлению темпорального контраста между «вчера» - «сегодня» - «завтра». «Завтра» воспринимается адресатом текста как уже свершившийся факт, тогда как «вчера» оказывается чем-то еще не осуществившимся, находящимся на стыке реальной и ирреальной модальностей. Смешение временных планов, разрушение временных рамок, основанные на грамматической метафоре, создают образность, отражающую специфику тонкой, наполненной психологизмом поэзии автора.

В статье существенно расширена историко-философская перспектива взглядов Грибоедова на природу человеческого ума. Конкретизированы и обоснованы различия в позициях автора комедии «Горя от ума» и ее протагониста Чацкого в вопросе толерантности к мнению других людей как критерию человеческого ума. Источники скрытых цитат в тексте Грибоедова вы явлены с помощью метода «медленного прочтения» таких философских и литературных произведений XVII—XVIII веков, как трактат Джона Локка «Опыт о человеческом разуме», «Философские письма» Вольтера, роман Ж.-Ж. Руссо «Юлия, или новая Элоиза». В результате применения интертекстуального метода, прояснены идейные установки Грибоедова какав тора «Горя от ума» в контексте не только европейской литературы и философии XVII — первой четверти XIX веков, но и общественно-политической обстановки в стране накануне декабрьского восстания. Авторы статьи приходят к выводу, что Грибоедов критикует художественными средствами руссоистский склад ума Чацкого за его субъективную ограниченность, незнание реальных людей и жизненных обстоятельств, агрессивность, опасную для общества («горе» в финале комедии испытывает не только Чацкий), своего рода юношеский максимализм, иначе говоря, за нетерпимость к чужому мнению. Утверждается, что катастрофическая развязка комедии отражает пессимистические воззрения драматурга на интеллектуальное развитие российского образованного общества.

В статье предметом исследования стал об раз дороги в книге С. П. Шевырева «Путешествие в Кирилло-Белозерский монастырь». Обосновывается мысль о том, что дорога — это ключевой сюжетообразующий и смысловой элемент произведения. В процессе анализа были выявлены «дорожные сюжеты» в произведении и проведена их классификация, которая позволила сформировать две группы: 1) эпизоды с преобладающим изобразительным началом и 2) эпизоды, где образ дороги концептуализируется (выражает геопоэтические, историософские и т. д. представления писателя). Это позволило обоснованно утверждать, что образ дороги в названном произведении отражает реалии путешествия и вместе с тем связан с выражением историософских представлений писателя о судьбе России, о национальном историческом пути, о характере русского народа. Актуальность исследования обусловлена возрастающим вниманием к творчеству Шевырева как ключевой фигуры в историко-литературном процессе первой половины XIX века, а также непреходящим интересом к поэтике документально-художественных жанров. Новизна работы обусловлена малой изученностью произведения и выбранным ракурсом его анализа, в результате которого были выявлены изобразительно-выразительные средства, создающие образ дороги, и прослежены механизмы концептуального обогащения образа.

В работе предложена интерпретация отдельных стихотворений поэта-авангардиста начала ХХ века Василия Каменского. На примере ранних произведений из сборника «железобетонных поэм» В. Каменского «Танго с коровами» (1914) рассмотрены различные образцы визуальных текстов поэта-футуриста. Предложены возможные интерпретации сложных для обычного восприятия стихов-картин поэта-летчика. Рассмотрены тексты поэм «Полет Васи Каменского на аэроплане в Варшаве» и «Константинополь». Проанализированы приемы и механизмы необычных зрительных впечатлений, которые порождают авангардистские тексты поэта. Прослежено, как визуальный образ поэтического текста дополняет его вербально переданное содержание. Продемонстрировано, что поэмы-картины В. Каменского имеют строгую логику построения, четкую последовательность сюжетного развития и осмысленно-продуманную композиционную структуру, опосредованные как семантикой изображаемого, так и «сквозными» авангардными стратегиями. Показано, что «сложность» и «таинственность» поэм В. Каменского из сборника «Танго с коровами» внешние, что при внимательном отношении к визуальным тактикам они легко раскрывают свои секреты. Подчеркнуто, что стихи-картины В. Каменского имеют не только «космическую», но и «земную» природу. Отмечается, что контекст авангардной литературы, в законах которой формировался поэт, не мог помешать созданию глубоко поэтичных изящных произведений.

Статья посвящена анализу травелога П. А. Крушевана «Что такое Россия?» (1896) в контексте имперского восприятия Юго-Западных окраин Российской империи. Актуальность исследования обусловлена необходимостью изучения механизмов имперской политики и националистического дискурса в травелогах как инструментах формирования идеологического взгляда на пространство и население. В статье исследуется маршрут Крушевана, его концепция унифицирующего национализма, а также имагологические стратегии в описании украинцев, поляков, евреев и других народов. Устанвлено, что автор травелога уделяет особое внимание Киеву как сакральному центру русской государственности и символическому пространству, где решается вопрос о допустимых границах национального слияния. Показано, как через описание путешествия автор проектирует желаемую картину имперского единства, используя механизм воображаемых границ. Исследуется связь маршрута с идеологическими концепция ми русской цивилизационной миссии, где территориальная целостность оказывается залогом национального единства. Выявляются ключевые элементы имперского дискурса, такие как представление о внутреннем «Востоке», национальная иерархия и стратегии исключения. Анализ травелога позволяет глубже понять, как конструировались образы «своих» и «чужих» в имперском сознании и какие риторические приемы использовались для их легитимации.