SCI Библиотека

Цель исследования: статья представляет собой опыт систематизации корпуса произведений, относящихся к Северному тексту русской литературы для детей, в которых возникает образ солнца. Цель автора – впервые на данном материале выявить образно-смысловые и мотивные особенности того сегмента художественной картины мира Северного текста русской литературы для детей, который связан с солярными образами. Методы: с помощью различных видов литературоведческого анализа текста (хронотопического, мотивного, мифопоэтического, системно-семантического) в статье рассматривается образ солнца в произведениях Н. Аурова, В. Бороздина, О. Бундура, Н. Вурдова, Н. Жернакова, Ю. Коринца, А. Миронова, М. Скороходова, С. Радзиевской. Результаты исследования: осуществив комплексный анализ художественного материала, автор выделяет два смысловых варианта образа солнца. Первый актуализирует смысловую оппозицию «день – ночь», реализуется через мотив единства мира и сюжет «праздника солнца». Второй раскрывается через образ белой полярной ночи и связанные с ней мотивы вечности, бессонницы и двоемирия. В результате исследования автор приходит к выводу: образ солнца в произведениях Северного текста русской литературы для детей занимает значимое место в художественной картине мира, имеет ярко выраженную хронотопическую (является важным элементом художественного пространства и времени) и мифопоэтическую природу, указывает на региональную специфику образа мира (образ белой ночи). Устойчивый характер мотивов и сюжетов (сюжет о «празднике солнца»), связанных с образом солнца, указывает на сверхтекстовую природу Северного текста русской литературы для детей.

Статья посвящена прозе Бориса Петровича Екимова, позволяющей проследить формирование и развитие характера нашего современника и важнейшие события отечественной истории последней трети ХХ и первых десятилетий ХХI в. Поскольку автор тяготеет к невыдуманным сюжетам, читатели разных поколений узнают себя в его героях дошкольной, школьной, студенческой поры и в персонажах зрелого возраста, которые населяют и «озвучивают» художественный мир прозы Екимова. Историко-функциональный метод исследования позволяет показать, как сегодня писатель, неразрывно связанный с Волгоградской областью и Доном, работает с новым материалом, используя высокие идеалы прогностической образности А.С. Пушкина и «диалектику души» Л.Н. Толстого, как он активно продолжает и развивает традиции русской «деревенской» прозы в создании образов героев из крестьянской массы. Системный метод исследования позволяет продемонстрировать те проблемы нашей повседневной жизни, которые находятся в центре писательского и общественного внимания: семья и школа, поучительный пример родителей, важное значение семейных ценностей в жизни современного общества. Книги Б.П. Екимова, включенные в школьные и вузовские программы по литературе, отчетливо показывают процесс духовного роста школьников и студентов, воспитывают любовь к малой родине, к родному языку и природе родного края, ко всей отечественной культуре и истории. Все созданное писателем – «про государство», про тех, кто держит его на своих плечах. Это их голосами «озвучен» мир прозы художника. В основе многих его произведений фрагменты диалогов, отмеченных диалектными словами и выражениями, передающими живую жизнь любимого края.

В статье раскрывается новаторство творчества В.В. Маяковского. Его стихи 1920-х гг. созвучны нашей современности и написаны как будто о сегодняшней ситуации в мире. Автором дается анализ многогранной личности Маяковского, отмечаются грани его таланта, которые были бы наиболее актуальны в XXI в. Его «Окна РОСТА» стали предвестниками постов в социальных сетях, где картинка соединена с текстом. Маяковский мог бы быть гениальным маркетологом и создателем рекламы, блогером-миллионником и рэпером, так как в его стихах сильно развита социальная тема. В статье представлен анализ нового научного собрания произведений В.В. Маяковского в двадцати томах, которое призвано дать современному поколению читателей подлинные тексты поэта, очищенные от идеологических, цензурных изъятий и редакторской правки. Научное издание готовится учеными Института мировой литературы
имени А.М. Горького РАН и выходит в издательстве «Наука». Сделана новая текстологическая подготовка текстов с выбором основного источника текста на основе сопо- ставления всех существующих источников произведения и учитывающая последнюю творческую волю автора. Исправлены ошибки и опечатки, внесены аргументированные поправки, дана новая датировка. По-новому прокомментировано много реалий, которые устарели и стали не понятны современному школьнику. Комментарий к стихам в три раза превышает предшествующий, в 13-томном собрании сочинений, изданном в 1955–1961 гг., и содержит литературную критику и труднодоступные материалы российских и зарубежных архивов. Разысканы не публиковавшиеся в собраниях сочинений агитстихи. Впервые будет представлен том «Живопись и графика» и четыре тома с политическими и социальными плакатами, рекламой, где впервые дается не только текст к ним, но и рисунки. Представлен обзор следующих, готовящихся к печати томов «Окон РОСТА» и «Записных книжек» для нового академического собрания произведений поэта, которое позволит по-новому, более глубоко осмыслить личность и творчество В.В. Маяковского.

Цель исследования – проследить влияние импрессионистической поэтики и лирики И.Ф. Анненского на раннего В.В. Маяковского. Объектом анализа являются сти- хотворения В.В. Маяковского 1912–1917 гг. и стихи И.Ф. Анненского, вошедшие в его сборники «Кипарисовый ларец» (1910) и «Посмертные стихи» (1923), опубликованные уже после смерти поэта. В статье рассматривается общность импрессионистического видения мира и способа отражения действительности у раннего Маяковского. Поэт вос- создает окружающую действительность как постоянно меняющийся объект, но в отличие от импрессионистов он запечатлевает не плавные изменения, а быстрый ритм современного города. Выявляется близость некоторых образов Маяковского и Анненского: «пожар сердца» в «Облаке в штанах» Маяковского и в «Пробуждении» Анненского; «Скрипка и немножко нервно» Маяковского и «Смычок и струны» Анненского; сопоставляются сходные лирические высказывания «Я люблю смотреть, как умирают дети…» Маяковского доказывается, что авторская оценка в стихотворении Маяковского «Несколько слов о себе самом» отличается от прямого высказывания лирического персонажа. «Я» принадлежит разным лирическим голосам. Анализируется возможный христианский подтекст образа умирающих детей у Маяковского. Выявляется также перекличка Маяковского и Анненского в мотивах одиночества, страданий лирического героя, теме Петербурга. В статье отмечается сходство и отличие поэтов в воссоздании предметного мира. Вещь у Анненского служит лишь средством выражения авторского сознания, а вещь Маяковского сохраняет предметное значение, образ города-мира является самоценным. Отмечено также влияние стиховых приемов Анненского на Маяковского. В заключение делается вывод, что общность образов и мотивов в поэзии Маяковского и Анненского свидетельствует не о заимствовании, а о творческом освоении опыта предшественника.

В статье дается обоснование необходимости концептуализации «темной» природы человека, как она представлена в романе Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание» и в рассказе И.А. Бунина «Петлистые уши». Утверждая истину в Боге, писатели выявляли и «сумрачное» в человеке. Достоевский словами Раскольникова о праве «необыкновенных» «по закону природы» на убийство, а Бунин подробным описанием «прирожденного преступника» намечают другой - не библейский - образ «венца Творения». Предмет первой статьи - слова Раскольникова о праве на преступление. Они рассматриваются в свете философских и религиозных источников: показывается, как в европейской науке формировались устойчивые предпосылки для зарождения «раскольниковских» взглядов, осмысливаются в сопряжении с этим сюжетные мотивы «шестого дня» творения, «второго» творения из «ничто», «возвращения» Каина. Достоевский, оставаясь «со Христом» в объяснении человека, не упрощает свое понимание антропологической проблемы: есть не только «те люди», наполняющие историю злодеяниями, но и тот Каин, который всегда возвращается в «злочестии» «злочестивого племени» и возвращается, может быть, в «нас самих». Достоевский ведет-обращает человека к «шестому дню» Творения («апофатизм вспять»), освещает его путь как любовью Христа, так и разноценностным опытом и знанием человечества. Для Достоевского антропологический вопрос остается открытым: но не в свете веры («мне лучше хотелось бы оставаться со Христом»), а по причине исторических фактов и современного понимания человека, представшего в новых концепциях «расщепленным», таким, каким он описан в статье Раскольникова. Актуализация онто-антропологической проблематики романа открывает возможность оценить «Преступление и наказание» словами апостола Павла: «<…> описано в наставление нам, достигшим последних веков».

Статья впервые в достоевистике рассматривает проблему влияния исторических трудов выдающегося русского ученого, профессора Императорского Московского университета С.М. Соловьева (1820-1879) на творчество Ф.М. Достоевского. Известно, что Достоевский внимательно читал, многократно упоминал и имел эти труды в своей домашней библиотеке. На материале романа «Идиот» исследуется присутствие «Русской истории» Соловьева в художественном мире Достоевского как книги в книге. «История» Соловьева выполняет для Рогожина функцию Священного Писания, ибо он читает ее по совету Настасьи Филипповны с целью «образить» себя. Миссия по трансформации собственной личности путем чтения исторической литературы оказывается для Рогожина непосильной и провальной, ибо чувства ревности, обиды и мести берут в нем верх над идеалами жертвенного служения, братского 64 Н.Н. Подосокорский. «Русская история» С.М. Соловьева в романе Ф.М. Достоевского «Идиот» отношения и благочестия. В статье доказывается, что на самом деле Рогожин читает не «Историю России с древнейших времен», как полагали комментаторы первого и второго изданий академического Полного собрания сочинений Достоевского, но однотомную «Учебную книгу русской истории» того же автора, впервые опубликованную в 1859-1860 годах и к моменту выхода «Идиота» выдержавшую семь изданий. Анализируется, какие именно места из этой книги могут быть особенно актуальными для Рогожина в свете общего сюжета романа и его сложных взаимоотношений с князем Мышкиным и Настасьей Филипповной.

Статья посвящена роли «Истории государства Российского» (1818-1829) Н.М. Карамзина в романе Ф.М. Достоевского «Идиот» (1868-1869). Этот историко-литературный труд оказал значительное влияние на формирование мировоззрения Достоевского еще в детстве, но и во взрослом возрасте писатель высоко ценил многотомное сочинение Карамзина, имел его в своей домашней библиотеке, а, по свидетельству знакомых, знал его «почти наизусть». Доказывается, что упоминание в начальной сцене «Идиота» «Истории» Карамзина необходимо рассматривать в контексте всплеска общественного интереса к Карамзину, связанного с торжествами по случаю столетия со дня рождения историка, отмечаемого в России в декабре 1866 года (этот интерес не 31 Достоевский и мировая культура. Филологический журнал № 3. 2024 ослабел и в последующие годы, когда создавался и издавался роман «Идиот»). Образ Карамзина рядом русских литераторов и общественных деятелей второй половины 1860-х годов (в частности, близким к Достоевскому в тот период критиком Н.Н. Страховым) воспринимался как моральный ориентир для современников и идеал «прекрасного человека», что перекликается с образом князя Льва Мышкина, к которому и обращен призыв чиновника-всезнайки Лукьяна Лебедева - погрузиться в чтение «Истории» Карамзина. Уточняются и дополняются наблюдения других исследователей, писавших ранее о связи «Идиота» Достоевского и «Истории» Карамзина. Отдельное внимание уделено сопоставлению с «Идиотом» автобиографической повести Карамзина «Рыцарь нашего времени» (1802-1803), главного героя которой, как и героя романа Достоевского, зовут Леоном (и оба персонажа наделены чертами Дон Кихота).

В центре внимания автора - круг лирических произведений Ф. И. Тютчева, в которых задействованы архитектурные образы и мотивы. Интерес Тютчева к этим мотивам и образам - от «развалин Илиона» до «царскосельских дворцов» и московских церквей - наблюдается на протяжении более чем полувека. Стихотворения Тютчева, о которых идет речь в статье, рассмотрены с учетом их связей с «архитектурной» поэзией предшественников. Прежде всего учитываются связи с поэзией Г. Р. Державина и П. А. Вяземского. Среди наследников традиции архитектурной поэзии, обсуждаемой в исследовании, автор выделяет О. Э. Мандельштама. Особое место уделено сопоставлению архитектурных образов и мотивов в лирике Тютчева с архитектурными темами в творчестве А. С. Пушкина, прослежены возможные пушкинские источники ряда тютчевских произведений. Специальное внимание автора посвящено группе тех тютчевских стихотворений («Сон на море», «Утро в горах», «Как неожиданно и ярко…»), в которых присутствие архитектурных образов привлекается для решения совершенно иных лирико-философских вопросов, не связанных с непосредственными впечатлениями поэта от произведений архитектурного искусства. Специфическое недоверие, которое испытывает Тютчев к пластическим искусствам (архитектуре, скульптуре), в отличие от всегдашнего доброжелательного внимания поэта к музыке, связывается автором статьи с наиболее глубокими, фундаментальными особенностями тютчевской личности и мировосприятия. Согласно гипотезе автора, недоверие к пластическим искусствам вызвано более общей установкой поэта на скептическое отношение к объектам рукотворного мира (в этом отношении Тютчев близок позиции Н. В. Гоголя).

В статье рассмотрены стихи Ю. К. Олеши, напечатанные в 1922-1924 гг. в газете «Гудок» под собственной фамилией и псевдонимами Зубило и Касьян Агапов. Последний псевдоним раньше не привлекал внимания ученых. Анализ текстов показывает, что, молодой писатель, используя псевдонимы, параллельно создавал образы разных субъектов речи. Сначала Зубило и Касьян Агапов не отличались друг от друга, но скоро их амплуа дифференцировались: первый стал остроумным фельетонистом-железнодорожником, пишущим на бытовые темы и борющимся с бюрократией, второй - поэтом из народа, придерживающимся серьезной тематики и официального тона. Наиболее серьезные стихотворения политического содержания Олеша скоро стал подписывать собственным именем. В статье изучено, как это связано с позицией Олеши и историко-литературным контекстом, а также проанализированы особенности поэтики стихотворений Зубила и Касьяна Агапова, не отмечавшиеся исследователями: пародические приемы, совмещение разных стилистических, тематических планов, противоположных стиховых и жанровых форм и т. д. Сказанное в статье об Олеше, возможно, характерно и для других представителей одесской (южной) школы, работавших в «Гудке». Это открывает перспективы для новых исследований.

В статье рассматривается вопрос эстетического воздействия видеопоэзии на воспринимающую публику. Поскольку видеопоэзия – относительно новое явление, она ещё не до конца изучена с точки зрения суггестивности. В статье дается классификация видеопоэтических текстов по формальному признаку – декларативная, образная и сюжетная. Каждый из этих видов поэзии использует разные методы усиления эстетического эффекта от созданного в тексте образа. Для обсуждения привлекаются примеры из фильмов фестиваля видеопоэзии «Видеостихия». Проводится разграничение между видеопоэзией и музыкальным клипом. Несмотря на их сходство и кажущуюся вторичность первого по отношению ко второму, эти виды искусства используют разные способы для формирования эмоционально-эстетической реакции: музыкальный клип усиливает впечатление от музыкального сопровождения, а в видеопоэзии визуальное сопровождение используется для усиления образов самого текста. Так же объясняется преимущество такого подхода для видеопоэтических текстов, поскольку это облегчает понимание образа в стихотворении и способствует диалогу автора и воспринимающего субъекта. Тем не менее, видеопоэзия может лишить нас интерпретативного аспекта взаимодействия с текстом, предоставив готовое понимание, из-за которого публике уже не придется прикладывать особые усилия для понимания. В конце работы делается вывод, что несмотря на вторичность средств, которыми располагает видеопоэзия, она всё же оставляет большое пространство для экспериментов, и новое эстетическое воздействие заключается в использовании арсенала кинематографа для подчеркивания того, чтó говорится, а не кáк, в отличие от музыкальных клипов. Данное понимание может оказаться полезным в будущем при изучении того, за счет каких средств у публики будет формироваться та или иная эстетическая реакция при контакте с видеопоэзией.