Статья: Создание условий для междисциплинарного диалога по антропологии: психология и теология в разговоре (2025)

В статье представлен анализ современных концепций трансформаций природы человека в свете традиционных духовных и религиозных учений. Современность рассматривается в свете христианских в своих истоках идей эпохи Возрождения. Развитие рациональных представлений о природе человека связано с развитием медицины как практики помощи человеку в восстановлении душевно-телесной гармонии и здоровья, а также с общенаучной установкой на рационализацию знаний о человеке. Новейшие медицинские технологии в мировоззренческих аспектах пересекаются с идеологическими установками трансгуманизма как учения, представляющего человеку абсолютную свободу в телесном и духовном самоопределении. Духовная традиция подчеркивает, что все аспекты телесности человека связаны с его идентичностью, с самосознанием, с «Я». В этом смысле медицинское вмешательство — это возможное нарушение естественного хода вещей, отказ человека от идеи предопределения. Учитывая, что ни духовные учения, ни медицинская этика не имеют однозначных ответов в конкретных экзистенциальных ситуациях нравственного выбора человека, внимание исследователей, экспертов и пастырей в решении и интерпретации нравственных вопросов, возникающих в связи с развитием новейших медицинских технологий, должно быть сосредоточено именно на нравственном выборе человека.

В «Армянской книге канонов», кодифицированной впервые католикосом св. Йовханнэсом III Одзнеци (717–728), под № 42 числятся девять «Канонов святого собора, созванного в Феодосиополе, который ныне зовется городом Карин». В преамбуле протокола говорится об армяно-романо-византийском совместном соборе, состоявшемся по велению императора Юстиниана и под председательством армянского католикоса Сахака. Со времен патриарха Константинопольского ААЦ Магакии (1896–1908) в научных кругах бытует мнение о том, что речь идет о католикосе Сахаке III Дзорапореци (677–704) и императоре Юстиниане II (685–695, 705–711), так как два правила из девяти якобы не были актуальными в более ранние эпохи. А подготовивший в 1964–1971 гг. критическое издание «Армянской книги канонов» В. А. Акопян, в виду полного отсутствия сведений о «Канонах святого собора, созванного в Феодосиополе…», в раннесредневековой литературе, а также своеобразного определения догматов православия в преамбуле его Акта, впервые заявил о «поддельном оригинале» данного документа. Однако анализ тех же двух правил, непрямые ссылки на три из девяти правил в грамоте Степаноса, епископа Сюникского (ум. 735 г.), адресованной в Антиохию, анализ контекста преамбулы Синодального акта, наконец косвенные упоминания в двух нарративных источниках сведений о созыве подобного собора, позволили автору не только доказать их аутентичность. Как наглядно продемонстрировано в статье, «Каноны святого собора, созванного в Феодосиополе…», вполне могли быть приняты под председательством католикоса Сахака II Улкеци (534–539) и по велению императора Юстиниана I Великого (527–565) в 534 или 535 гг. Дело в том, что определение догматов православия в них полностью соответствовало духу так называемого в церковной литературе «непредвиденного» богословского указа Юстиниана Великого 533 г.

Настоящее исследование представляет собой комплексный анализ генезиса и трансформации системы духовного образования России на протяжении Синодального периода. На основе системного изучения нормативно-правовых актов, опубликованных источников и архивных материалов реконструирована целостная картина ее становления и развития. Зародившись вместе с первыми просветительскими организациями, духовные учебные заведения изначально выполняли ключевую функцию подготовки кадров для Русской православной церкви. Принципиальный этап их институционализации связан с царствованием Петра I, законодательно закрепившего основы государственной политики в данной сфере. Принятый «Духовный регламент» (1721 г.) определил порядок создания и содержания духовных школ при архиерейских домах и монастырях, которые, будучи ориентированы на детей церковнослужителей, имели закрытый характер. Заложенные Петром I основы в последующий период получили последовательное развитие: наблюдался количественный рост духовных учебных заведений, а их выпускники получили приоритет при замещении вакансий в Синоде. Важнейшей вехой стала реформа 1808 г., законодательно оформившая многоуровневую структуру духовного образования. На протяжении XIX в. уставы духовно-учебных заведений неоднократно пересматривались. Целями этих корректировок являлись: расширение социального состава учащихся, диверсификация карьерных траекторий выпускников, а также усиление административного контроля, что было реакцией на распространение революционных настроений в студенческой среде. Финальной значимой новацией стал Устав православных духовных академий 1910 г., направленный на повышение образовательного уровня воспитанников путем расширения учебных программ. Однако системная реформа так и не была реализована.

Статья посвящена анализу библейского термина «Сын человеческий», прослеживая его эволюцию в иудейской и раннехристианской традициях. Исследуется употребление этого выражения в книге пророка Даниила, апокалиптических текстах эпохи Второго Храма (1 Енох, 4 Ездры, Прем, 2 Вар) и евангельском корпусе. Основной тезис статьи заключается в том, что термин «Сын человеческий» задолго до возникновения христианства был глубоко укоренён в иудейской апокалиптической традиции как мессианский образ, связанный с эсхатологическим судом, наказанием нечестивых и спасением праведных. В Дан 7:13 «Сын человеческий» предста- ёт как небесная фигура, получающая власть от Бога, которая более поздней апокалиптической иудейской традиции наделяется функциями Божественного суда и избавления верных. В Евангелиях Иисус использует этот термин для указания на Свое мессианство, обращаясь к существующей традиции, известной Его слушателям. В статье критикуется теория, согласно которой «Сын человеческий» в Евангелиях является лишь арамейской идиомой, и утверждается, что этот термин во время проповеди Иисуса имел устойчивые мессианские коннотации. Тем самым, в статье предлагается комплексный взгляд на историческое и богословское значение этого термина в ветхозаветной, иудейской апокалиптической и новозаветной традициях.

Несмотря на то, что Кавказская Албанская церковь является одной из древнейших христианских церквей мира, основанной по преданию в результате проповеди апостолов и их учеников и оформившейся как автокефальный, т. е. вполне самостоятельный, религиозный институт в IV в., ее история в период после арабских завоеваний Южного Кавказа вплоть до нового времени мало изучена. Скрупулёзная работа с разрозненными сведениями и отрывочными сообщениями источников позволяет вписывать страницу за страницей в историческую летопись христианского прошлого Азербайджана. Одним из новых источников по данной теме стала обнаруженная в 1991 г. в библиотечных архивах Болонского Университета топографическая карта из коллекции восточных рукописей графа Луиджи Фердинандо Марсильи, изготовленная в Константинополе в 1691 г. Автор документа — интеллектуал, дипломат, исследователь и путешественник XVII в. Иеремия Челеби сообщает ценнейшие сведения о структурах католикосатов Эчмиадзина, Гянджасара, Киликии и Ахтамара, обозначив на своей карте важнейшие города, географические объекты, епархиальные центры, монашеские обители, святилища и паломнические места. Благодаря четко очерченным границам и цветовым меткам мы в точности идентифицируем объекты, обозначенные на карте, принадлежностью к тому или иному религиозному центру. Карта содержит информацию о епископских кафедрах, монастырях, скитах и паломнических маршрутах на территории исторического Азербайджана, находившегося в то время в составе Сефевидской империи. В данной статье мы классифицируем данные источника, касающиеся основных паломнических маршрутов и мест поклонений Гянджасарского католикосата в XVII в.

Статья посвящена определению роли нарративной и литературно-риторической стратегии автора Послания к Евреям в исследовании паренетических текстов, играющих важное, а порой и ключевое значение в богословии этой книги. Особое внимание обращено на отрывок Евр. 6:4–6, являющийся фундаментом для доктрины спасения разных христианских деноминаций и, как следствие, предметом богословских баталий на протяжении многих веков. Анализ существующих источников, посвященных изучению Послания к Евреям в целом, а также паренетических отрывков в отдельности, показал, что выводы исследователей в отношении главной темы, структуры, отдельных дискурсов и текстов зачастую сильно отличаются. Выявлено множество разных подходов и методов, используемых различными авторами в работе над Посланием и паренетическими текстами. Показано, что оценке влияния роли нарративов и литературно-риторических методов толкования не было уделено пристального внимания. Предлагается при работе с Посланием учитывать нарративы как больших, так и встроенных дискурсов, а также литературно-риторические приемы, в совокупности со структурным и грамматико-лексическим анализом, что позволит более точно понять эти тексты и в отдельности, и в контексте всего Послания. Исследование текста Евр. 6:4–6 предложенным методом позволило получить более точные результаты и получить ответы на вопросы: кому адресован этот паренетический текст; кто есть отпадшие; почему их нельзя обновлять покаянием?

В статье рассматривается вопрос о времени литературной деятельности значительного христианского богослова Леонтия Иерусалимского, который известен как автор двух полемических трактатов «Против монофизитов» и «Против несториан». Вопрос точной датировки сочинений Леонтия имеет существенное значение для понимания логики христологических дискуссий в Византии в VI–VII столетиях. До недавнего времени в патрологической науке существовал консенсус относительно времени жизни Леонтия Иерусалимского, считавшегося автором эпохи св. императора Юстиниана I Великого. Однако в 2001 г. немецкий исследователь Дирк Краусмюллер предложил гипотезу, согласно которой Леонтий был автором более позднего времени, литературную активность которого следует отнести к началу VII в. Гипотеза Д. Краусмюллера нашла своих сторонников, но не получила всеобщего признания. В статье предпринята попытка проверки гипотезы немецкого патролога. Автор исходит из убеждения, что при датировке древних текстов богословского содержания, особенно поврежденных и интерполированных, каковыми являются христологические трактаты Леонтия Иерусалимского, богословские аргументы безусловно должны иметь преимущество перед аргументами стилистического и исторического характера, поскольку путем умышленных или неумышленных интерполяций можно внести в текст произведения те или иные анахронизмы, затрудняющие его точную датировку, однако практически невозможно фальсифицировать культурно-исторический, в том числе и богословский контекст, в котором произведение создавалось. В статье приводятся семь богословских аргументов (не считая ряда косвенных доводов исторического характера), свидетельствующих в пользу традиционной датировки литературной деятельности Леонтия Иерусалимского второй четвертью VI в. В то же время нет ни одного собственно богословского аргумента, подтверждающего точку зрения Д. Краусмюллера. Таким образом, гипотеза последнего не выдерживает богословской проверки. В результате автор приходит к выводу, что богословское содержание трактатов Леонтия Иерусалимского свидетельствует, скорее, в пользу их традиционной датировки, то есть отнесением их ко второй четверти VI в.