УПРАВЛЕНИЕ И ПОЛИТИКА

The article discusses the role of a new actor in the African security system – the Thabo Mbeki Foundation. The Foundation promotes dialogue on peace and security in Africa, complements the existing security architecture, created primarily on the basis of the African Union. The author reveals the values of the new Dialogue whose key objectives are a clear framing of the current security challenges facing Africa; uprooting the causes and drivers of the conflicts in the continent – both endogenous and exogenous; developing the peace architecture; understanding the nature and character of the prevailing conditions in the Horn of Africa and West Africa, and whether the multilateral efforts can make a modest contribution to achieving lasting peace in these regions. In organizing the dialogue between governments and nonstate acrors, the Thabo Mbeki Foundation tries to foster a culture of collaboration that transcended political divides and national borders. The African Peace and Security Dialogue tries to fill a gap by providing a platform to bridge the multilateral efforts in the attempt that a continent-wide dialogue might serve as a nexus where the insights, strategies, and recommendations from other negotiation fora are being synthesised.

В статье рассматривается «эмоциональный поворот» в изучении мировой политики и международных отношений. Основной целью статьи является систематизация и обобщение имеющихся исследований, связанных с изучением эмоций в политическом узусе. На примере контент-анализа январской речи (2025 г.) Папы Франциска делается вывод об содержании термина «дипломатии надежды» на международной арене. Общий итог сводится к тому, что эмоции могут влиять на национальные государства при формировании политических стратегий. Распространение концепции мягкой силы и публичной дипломатии подчеркивает необходимость сосредоточиться на привлечении, а не на принуждении в современных международных отношениях. Однако негативные чувства и эмоции на данный момент времени превалируют во внешнеполитической риторике, так как при помощи чувств страха, гнева, ненависти «легче» объединить сообщества, чем при помощи надежды и эмпатии, не смотря на то, что последние активно функционируют в дипломатическом и политическом узусе.

The article examines Russia’s response to sanctions within a broader process of identity reconstruction after post 2022 Russia’s foreign policy realignments. The paper proceeds as follows. The first section reviews the literature situating this study within existing debates on sanctions, identity, and Russian foreign policy. The second section outlines the constructivist theoretical framework, emphasizing how normative pressures shape state identities. The third section examines how Russia’s leadership discourse, official rhetoric, and policy decisions reflect identity-driven responses to sanctions. The fourth and fifth sections examine Russia’s deepening diplomatic and economic engagements with China and the Global South. The article concludes that the constructivist perspective explains Russia’s diplomatic and economic realignment as a major shift for global governance and international order based on principles of sovereignty, non-interference, and resistance to Western liberal hegemony.

Статья посвящена анализу русско-германских отношений как особой этнополитической системы. Автор определяет этнополитическую систему на межгосударственном уровне как взаимоотношение двух и более этносов, которое приобретает новое качество, выраженное через создание общей политической системы. Эта система должна включать в себя пять компонентов: наличие значимого представительство одного народа в государстве другого, изменение качества государственности как минимум одного из участников, возникновение новых народов, наличие интенсивного взаимодействия между участниками и институциональное оформление. Автор полагает, что российско-германские отношения XVIII–XIX веков были примером подобной этнополитической системы, которой были присущи все пять перечисленных характеристик. Эта система прошла ряд этапов в своем развитии: возникновение (начало XVIII в), подъем (XVIII – начало XIX вв.), зенит (вторая четверть XIX в.), кризис (1850-е годы), закат (вторая половина XIX в.), и распад (первая половина XX века) по итогам двух мировых войн. Однако русско-германская система оставила после себя наследство в виде современной этнополитической карты Восточной Европы, которая обладает серьезным конфликтным потенциалом.

Глобализированное информационное общество, по своей природе являющееся гибридным социально-технологическим интерфейсом между глобальным информационным пространством и человеком, опирается на технологии цифровых коммуникаций и сетевизированные информационные платформы. Информационное общество остается одной из немногих опор глобализации. В своей основе оно вряд ли будет демонтировано даже при реализации закритических сценариев глобальных трансформаций; оно может стать одной из интегрирующих платформ различных субсистем управления как на межгосударственном, так и на условно государственном уровне – хотя в чистом виде, вероятно на обозримую перспективу, управление среднесрочными процессами внутри чисто государственных систем представляется маловероятным. Информационное общество, оставаясь инструментом глобализации и обеспечивая относительную целостность глобальных процессов, начинает играть все большую роль в процессе размежевания «единого мира глобализации» на макрорегионы. Через механизмы информационного общества и через разделение избыточно гибридизированной системы управления будут реализовываться наиболее заметные элементы реальной, а не декларативной геоэкономической регионализации. Информационное общество в условиях кризиса глобализации выступает в качестве основы системы несилового стратегического управления социально-политическими и экономическими процессами. По мере нарастания институционального вакуума значение информационного общества будет расти. Помимо функций управления среднесрочными тенденциями развития информационное общество уже на данном этапе приобрело функции стратегического управления социокультурными процессами, а также универсальными политическими нарративами. На данном этапе глобальных трансформаций мы наблюдаем интенсивный процесс замещения информационными (именуемыми «онлайн», хотя это и не отражает всех особенностей явления) технологиями классической межгосударственной институциональности, что меняет суть институциональности в принципе. В перспективе технологиями информационного общества и соответствующими цифровизированными алгоритмами может быть заменена и надгосударственная регулятивность. Возникает принципиально иное пространство глобального, а значит и трансрегионального управления, что ставит на повестку дня целый ряд специфических задач и для России.

В статье рассматриваются последствия правления консервативной и национал-популистской партии «Права и справедливости» (ПиС) (Prawo i Sprawiedliwosc). В центре внимания оказывается специфика политического пространства и спектра политических сил Польши, настроения избирателей, а также внутрипартийная структура ПиС. Показано как вождистская и централизованная внутрипартийная система демонстрирует глубокое укоренение патерналистских отношений и практически полное отсутствие внутрипартийной демократии. ПиС присущ приоритет неформальных практик над официальными институтами и процедурами. Проанализировано как идеологически обосновывается трансформация польского общества, в рамках которой ПиС проводит политику исключения, политику подчинения, инструментализируя суды и государственные медиа страны; политику поиска врагов, культивируя в обществе атмосферу страха и недоверия; политику догматизации, искореняя плюрализм мнений; интегрируя партийную структуру и устремления в кооптируемые общественные организации и социальные движения. Наконец, выявлено как ПиС, политизируя социокультурные вопросы и среду, влияет на гражданское общество, стремясь утвердить свою повестку.

Школьное образование как процесс формирования мировоззрения широких масс, выступающих движущими силами мегатрендов глобализации и демократизации, имеет потенциал повлиять на становление полицентричного мирового порядка. Будучи иерархичной структурой, миропорядок предполагает статусную дифференциацию государств в зависимости от степени их участия в экономической, правовой, военной и экологической подсистемах. При этом отмечается, что державе среднего уровня достаточно заметного участия в двух из них. Методом регрессии количественных данных в статье проводится анализ корреляции показателей школьного образования 48-и стран мира с упором на 20 стран мирового большинства из Глобального Юга с объективными метриками свойственными каждой из указанных подсистем. Делается вывод о статистически значимой положительной корреляции между качеством школьного образования и соответствующими государственными расходами в случае стран Глобального Юга, с одной стороны, и ростом ВВП и повышенной активностью в сфере прав человека, – с другой. Это дает основание полагать, что через расширение своей роли в двух из четырех рассмотренных подсистем укрепление школьного образования способно вывести развивающиеся страны на траекторию державы среднего уровня, что благоприятствует становлению полицентричного мирового порядка.

В статье анализируется применение концепции международно-политических ролей для малых государств, занимающих «нижний этаж» международной иерархии. Традиционно малые государства отмечаются низкой статусностью, практическим отсутствием влияния на международные дела и зависимостью от великих держав. Вместе с тем, принимая во внимание обширность данной группы, среди малых государств возможно выделить подгруппу таких стран, которые способны эффективно актуализировать имеющиеся ресурсы и играть сопоставимые роли со средними или даже ведущими державами в мировой политике. В целях идентификации значимых международно-политических ролей автором предлагается типология, с одной стороны, учитывающая основные сферы международного взаимодействия, список которых, впрочем, является открытым, а, с другой стороны, тип референтного объекта для которого рассматриваемое государство играет значимую роль, а именно – глобальный, региональный или диадный уровень. Подобная систематизация значимых ролей позволяет сравнивать между собой несопоставимые страны, например, принадлежащие различным классам международной иерархии, в том числе малые, средние и ведущие государства. Кроме того, ось референтных объектов в типологии позволяет отразить важную социологическую компонентную роли, которая отличает ее от функции. С опорой на предложенную типологию значимых международно-политических ролей в статье анализируется трансформация ролей малых ближневосточных монархий – Катара, Объединенных Арабских Эмиратов и Бахрейна в современной мировой политике, которые являются одними из наиболее успешных примеров малых стран, достигших высокой субъектности в начале XXI века.

The article explores the concept of Vincolo Esterno and its profound influence on Italy’s governance, focusing on its impacts on democracy, public management, economic growth, and immigration. Vincolo Esterno, defined as the reliance on external constraints to enforce domestic reforms, has been pivotal in Italy’s alignment with European Union (EU) standards and global practices. The research highlights the dual-edged nature of this governance approach. While it has driven modernization and economic integration, it has also imposed rigid frameworks that challenge sovereignty, democratic accountability, and social equity. The analysis of democracy reveals tensions between EU mandates and Italy’s parliamentary sovereignty, exacerbated by a perceived “democratic deficit” in supranational governance. Influenced by EU directives, public management reforms have modernized administrative systems but exposed regional disparities and bureaucratic inertia. The study also examines the mixed economic outcomes of Vincolo Esterno, emphasizing the constraints of fiscal austerity on infrastructure investment and regional development. Furthermore, immigration policies shaped by external frameworks, such as the Dublin Regulation, illustrate the challenges of managing migration flows and ensuring equitable burden-sharing within the EU.

The article explores the ways in which digital transformation – namely information and communication technologies, and artificial intelligence –can help achieve the 17 UN SDGs and 2030 Agenda while maintaining good governance. To do this, the article studies Egypt’s digital transformation initiatives as part of its Vision 2030 strategy, focusing on how these efforts contribute to achieving the Sustainable Development Goals (SDGs). As a case study, this paper specifically examines the National Structural Reform Programme, Digital Egypt and National AI Strategy and their effects on achieving SDG-16, which aims to promote peace, justice, and strong institutions. Using a qualitative approach, the study employs secondary data from government reports and academic literature, to investigate the role of digital tools, including artificial intelligence (AI) and information and communication technologies (ICT), in improving transparency, accountability, and citizen engagement. Challenges associated with these digital initiatives, such as concerns regarding data privacy and security, are also discussed. The study offers valuable insights into how Egypt can harness digital transformation to foster a more just and equitable society, advancing its commitments to the SDGs and establishing a framework for effective governance.

Обращение к теме национальных проектов на постосманском пространстве обусловлено ростом и институционализацией политической активности этнических меньшинств в Ираке и Сирии, что было вызвано операцией США в Ираке (2003) и событиями Арабской весны. Есть ли для меньшинств, крупнейшим из которых являются курды, место в национальных проектах этих стран? На основе анализа турецкой и арабской версий национализма показано, что изначально они имеют черты как французской (гражданской), так и немецкой (этнической) моделей национализма и предполагают реализацию прав меньшинств только при условии принятия культуры большинства. Однако, если следовать конструктивистскому подходу, можно ожидать развития гражданского компонента. Такой сдвиг произошел в иракской версии национализма, когда демократическая конституция 2005 г. предоставила меньшинствам административно-территориальную (курды) или культурную (туркоманы, ассирийцы) автономию. Изменения в направлении признания культурных прав курдов зафиксированы и в Турции. В Сирии правящая элита по-прежнему придерживается идей арабского национализма, однако многие сирийские оппозиционные организации готовы признать мультиэтнический характер сирийской нации, т. е. сирийский национальный нарратив также усложняется.

Целью данной статьи является описание геополитической структуры Ближнего Востока и анализ факторов, препятствующих становлению региональной подсистемы. Среди ключевой причины незрелости региональной подсистемы международных отношений в регионе Ближнего Востока автор выделяет отсутствие государства-лидера или организации, способных стать ядром подсистемы, отсутствие стремления у региональных субъектов действовать на основе общих интересов, а также отсутствие инклюзивной региональной идентичности ввиду культурной и этнической гетерогенности, наличие конфликтов, также других хронических проблем безопасности (терроризм и пр.). Интеграционные инициативы, способные стянуть регион в подсистему, в настоящее время также переживают кризисный период. Автор утверждает, что регион Ближнего Востока является скорее международно-политическим пространством, где протекают связанное межкультурное, политическое, экономическое и другое взаимодействие без политического единства. Приводятся три возможных сценария развития отношений между региональными центрами силы в процессе формирования региональной подсистемы.