Публикации автора

Введение. Понятия страсти и бесстрастия находятся в фокусе исследовательского интереса c времен Античности и поныне остаются «ключевыми концептами» религиозного дискурса.

Материалы и методы. Материалом исследования послужили тексты лексикографического дискурса: толковые, этимологические и терминологические словари русского языка, словари старославянского и церковно-славянского языков, древнегреческо-русский и орфоэпический словари русского языка.

Анализ. Большую часть списка славяно-русских сложных слов, образованных с участием страсти и её видовых ипостасей (любовь, боязнь/ страх, ненависть), занимают слова с корнем люб-, за которым идут слова с корнем страст-, несколько раз здесь вербализуются ненависть и страх. Из всех многочисленных видов любви в функции активного словообразовательного компонента принимают участие три: филия (φιλία), мания (μανία) и эрос (ἔρως), а среди отрицательных словообразовательных компонентов страсти, доминирует аффиксоид -фоб(ия).

Результаты. Устанавливается, что словарные единицы, образованные при помощи формантов с семантикой страсти, легко выстраиваются в семантическую парадигму, включающую синонимы, антонимы и омонимы. Синонимические ряды здесь формируются как за счет вариативности как активных словообразовательных компонентов, так и за счет вариативности мотивирующего компонента. Антонимические отношения в парадигме лексических единиц, образованных с помощью форманта страсти, достаточно редко выстраиваются на основании антонимии мотивирующего компонента, чаще всего эти отношения создаются на основе противопоставления активного словообразовательного компонента по градуальному либо контрарному признаку. Субъектом страсти в словообразовании выступает, как правило, человек, однако, иногда протагонистами страсти бывают растения, организм в целом или его отдельные органы и речь здесь идет о метафоризации – уподоблении субъектов страсти существам с высокоорганизованной психикой.

Монография посвящена проблемам лингвокультурологии, лингвосемиотики и дискурсологии. Она состоит из четырех тематических разделов: лингвоконцептологии, лингвонарратологии, дискурсологии и раздела, посвященного исследованию аксиологических свойств номинаций. Осмысление лингвокультурных концептов производится на материале форм бытия - мирной жизни и соревнования, природных и артефактных объектов - пустыни, болота, вокзала и базара, а также атмосферных и биологических явлений - тумана и крови. Проблемы лингвонарратологии изучаются на материале аллегорического истолкования сюжетов русских, армянских и калмыкских сказок, сказок народов банту, аксиологии аниме, феи, аксиологии жизни и смерти в поэтическом тексте. Свойства дискурса рассматриваются через его символические, фасцинативные, дезидеративно-оптативные, деструктивные и комические характеристики, а также через оценочную специфику педагогического и просветительского дискурсов. Свойства номинаций изучаются на материале коммуникативных ограничений и табу, гендерной асимметрии пейоративной лексики, асимметрии частичного качества и характеристик артефактов низкого качества. Адресуется филологам и широкому кругу исследователей, разрабатывающих основы интегральной науки о человеке.

Монография посвящена вопросам лингвокультурологии, теории коммуникации и лингвосемиотики, в ней дается лингвокультурное осмысление различным духовным и «материальным» концептам, анализируются символизация артефактов, общение с искусственным интеллектом, сюжетное цитирование, семиотика личностной позиции и семиотика коммуникативной тональности. Композиционно монография представлена тремя главами, посвященными языковому освоению мира: лингвокультурному, коммуникативному и семиотическому. Лингвокультурное осмысление концептов осуществляется по четырем направлениям - концептуализации познания, поведения, культурного пространства и артефактов. Рассматриваются актуальные проблемы лингводискурсологии и лингвистической генристики, осуществляется поиск новых категорий общения, типов дискурса и речевых жанров. Осмысливаются функциональные характеристики и способы коммуникации в семиотическом аспекте: личностные позиции и коммуникативные намерения отправителей речи, а также коммуникативная тональность речевых произведений. Адресуется филологам и исследователям, занимающимся проблемами лингвосемиотики, антропологической и коммуникативной лингвистики.

Целью статьи является исследование семантики и роли хромосимволики в словесном описании национальной геральдики, а её актуальность обусловлена сегодняшней тенденцией к росту числа независимых государств, обладающих собственными национальными символами.

В задачи исследования входит определение семиотической специфики хромосимвола, установление мотивирующих этот символ предметных прототипов и выявление новых понятий и идеалов, символизируемых в современной национальной геральдике с помощью цвета.

Исследование проведено на материале государственных гербов стран, объединенных общностью языка блазонирования, с использованием методики анализа хромообразов.

Установлено, что в цветосимволике выделяются два типа семиотических единиц: символы, у которых образ отправляет к какому-либо природному эталону цвета, мотивирующему цвет, и символы, у которых связь планов выражения и содержания семиотического образования оказывается конвенциональной и обусловленной исключительно культурной традицией.

В большинстве случаев появление в национальной геральдике того или иного цвета или оттенка последнего определяется вкусовыми предпочтениями составителя герба, однако иногда символическое значение цвета в блазоне оговаривается эксплицитно.

План содержания цветосимволов, получающих в государственной геральдике эксплицитное толкование, представлен как конкретными предметами, выступающими здесь как прототипы, мотивирующие символ, так и понятиями того или иного уровня абстракции, причем связь этих понятий с цветом образно никак не мотивирована и обусловлена исключительно культурными традициями.

Средневековый список мирских и христианских добродетелей, к которым отправляют основные геральдические цвета, в государственной геральдике сегодняшнего дня дополняется современными понятиями и идеалами. В то же самое время чернь как символ печали и траура в государственной геральдике не появляется, а в исследованной национальной геральдике отсутствует пурпур.

Результаты исследования приводят к заключению, что в цветосимволике отражается национально-культурная и языковая специфика стран-обладателей государственного герба.

На материале корпуса малоформатных высказываний исследуются семантика и аксиология страсти, а также дискурсные свойства афористики. Устанавливается, что афоризм не имеет четкого определения на основании какого-либо одного признака и речь здесь может идти лишь о «семейном сходстве» как приближенности какого-то малоформатного текста по совокупности признаков к идеалу афористического высказывания. В корпусе афоризмов о страсти доминирует аксиологический признак – каждое третье высказывание о страсти содержит её оценку: чаще всего страсть рассматривается как грех и порок, несколько реже она получает положительную оценку – рассматривается как духовное богатство и источник плодотворной деятельности, еще реже наблюдается компромиссный взгляд на оценку страсти, когда она признается благотворной, если её интенсивность не выходит за пределы меры, задаваемой разумом и волей, а вредоносной – если она выходит за пределы меры и овладевает человеком. Праксеология страсти в афористике сводится к рекомендациям подчинять страсти своей воле и учиться управлять ими. Из отличительных семантических признаков страсти в афористике можно отметить её всесилие и неподвластность воле, а также врожденность и неискоренимость страстей. Из числа собственно отличительных признаков афористики в высказываниях о страсти явно преобладает образность – метафора присутствует практически в каждом четвертом афоризме, причем доминирующим типом метафорического переноса здесь выступает пиро/термометафора: горение и температурные колебания отражены в каждой третьей метафоре страсти. Другая отличительная черта афористики – антитезисность присутствует в каждом шестом высказывании о страсти, где чаще всего страсть противопоставляется разуму. Еще одна отличительная черта афористики – парадоксальность в высказываниях о страсти проявляется относительно редко.