ЯПОНСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

Рукопись Мацуда Дэндзю: ро: (松田伝十郎, 1769–1843) «Рассказы о северных варварах» («Хокуидан», 北夷談) является ценным источником по истории российско-японских отношений, освоении японцами северных территорий, заселенных айнами, их отношений с японцами, меновой торговли. Письменный источник состоит из семи тетрадей. Мы пользовались той рукописью, что хранится в Государственном архиве Японии (Кокурицу ко: бунсёкан, 国立公文書館), учрежденном в 1971 г. Она размещена на официальном сайте архива1. Время ее создания приходится на первые годы периода Бунсэй (文政, 1818–1831). В ней в хронологическом порядке описаны события с 1799 по 1822 г., когда Мацуда находился на службе в землях айнов. Рукопись написана скорописью. Во второй половине первой тетради “Рассказов” описаны медвежий праздник и мир инау. Текст сопровождается многочисленными зарисовками, которые дают дополнительную информацию, отсутствующую в самом тексте. Описания относятся к ноябрю-декабрю 1799 г. Мацуда был, вероятно, одним из первых, кто кратко изобразил праздник и разные по форме инау, и другие культовые предметы айнов. Для сравнения с описанием, сделанным японским чиновником, привлекаются мнения авторитетных отечественных исследователей по данным темам. Рукопись «Хокуидан» не переведена ни на один из европейских языков, за исключением русского. Автор настоящей статьи представил на суд читателей перевод отдельных фрагментов рукописи в главах коллективных монографий [Климов 2020, с. 214–254; Климов 2021, с. 277–334; Климов 2022, с. 151–170]. За основу перевода был взят текст рукописи, опубликованный в десятитомной серии письменных памятников в четвертом томе «Собрания исторических материалов о жизни простого народа Японии» («Нихон сёмин сэйкацу сирё: сю: сэй», 日本庶民生活史料集成) в четвертом томе [Matsuda 1969, p. 77–175]. Кроме указанной серии, «Рассказы» были опубликованы в пятом томе шеститомной серии письменных памятников под названием «Библиотека: Северные Врата» («Хокумон со: сё», 北門叢書), изданном в 1972 г.

Данная статья посвящена анализу отношений Японии и Европейского Экономического Сообщества (ЕЭС) в 1970-х – 1980-х гг. Статья объясняет, как стал возможен переход от фиксации на торговых спорах к подписанию политического соглашения в 1991 г.; почему институционализация отношений между крупными экономическими державами и одновременно партнерами США не произошла раньше.
Автор отказывается от традиционного – историко-описательного метода анализа данного периода на основе хронологии событий. Вместо этого применен логический метод – выявлены объективные и субъективные факторы, под воздействием которых эти отношения трансформировались. Во введении обосновывается актуальность темы, выделяются особенности отношений Японии и Европейского союза как наднационального объединения, объясняется выбор хронологических рамок исследования. Основная часть статьи поделена на четыре раздела. В первом из них дается общая характеристика периода, раскрывается сущность торговых конфликтов, выделяются наиболее яркие эпизоды торгового противостояния и их последствия. Второй раздел посвящен классификации методов ЕЭС в решении торговых споров. Выделены меры, направленные на ограничение японского импорта в ЕЭС и, напротив, меры для стимулирования европейского экспорта. В третьем разделе обозначаются причины низкой заинтересованности обеих сторон в развитии политического партнерства и прослеживаются первые шаги к его установлению. Четвертый раздел посвящен политическому соглашению 1991 г. – Гаагской декларации и причинам, по которым подписание этого всеобъемлющего политического соглашения стало возможным. В заключении сформулированы выводы исследования. Среди объективных факторов, которые препятствовали активному развитию политического диалога в 1970-х – 1980-х гг. можно назвать отсутствие общей политической повестки ввиду географической отдаленности акторов; ориентацию обоих партнеров на США в сфере безопасности, что снимало необходимость установления новых партнерств. Среди субъективных факторов препятствием служила сознательная фиксация европейцев на торгово-экономических противоречиях в ущерб расширению повестки переговоров; сомнение японского истеблишмента в субъектности ЕЭС, которое исчезало по мере успешного расширения блока и его политической интеграции. Подписание Гаагской декларации стало возможным, когда обе стороны пришли к осознанию того, что для управления торговыми конфликтами необходимо создать политическую институциональную рамку, в которой противоречия можно было бы эффективно решать на регулярной основе.

На базе анализа статистических и информационных источников, научных публикаций и собственного опыта авторы анализируют особенности стоящих в ряду удивительных японских изобретений, творений, практик минимаркеты – комбини, ставшие неотъемлемой частью образа жизни японцев и одной из своего рода визитных карточек страны. В научной литературе до сих пор не было комплексных работ, раскрывающих данный феномен, и практически совсем обойдены вниманием региональные их особенности, особенно география магазинов разных сетей. Цель данной статьи – осветить основной научный дискурс, охарактеризовать уникальность и универсальность – то, что, собственно, и составляет феномен комбини, а также выявить их региональные особенности. В исследовании наглядно показано, что пришедшие в 1973 г. в Японию из США, эти магазины полностью преобразились и постоянно развиваются, изменив концепцию магазина и представ уникальным явлением для всего мира. Описаны особенности ведущих сетей этих магазинов в их стремлении завоевать еще большую популярность у потребителей и появившиеся в последние годы нововведения, в том числе под влиянием пандемии Covid-19. Раскрывая феномен комбини, авторы, с одной стороны, отмечают их превращение в важную социальную инфраструктуру, отвечающую потребностям современного общества и особенно необходимую в условиях быстро прогрессирующего старения населения, а с другой стороны, – и их определенное негативное воздействие, в особенности на молодое поколение. Особую новизну представляет анализ региональных особенностей этих магазинов и иллюстрирующий их авторский картографический материал. Выявлено, что внутри префектур размещение комбини коррелирует с числом жителей (количество магазинов пропорционально населению муниципалитетов), и каждая из действующих на территории Японии 20 сетей комбини занимает свой определенный ареал размещения. Авторы заключают, что комбини отвечают интересам развития регионов страны в целом, и их роль в японском обществе трудно переоценить, а японский опыт может с успехом быть использован и в других странах, в том числе представлять интерес и для российских сетевых магазинов, все чаще позиционирующих себя в качестве магазинов шаговой доступности.

Статья посвящена японской драме «Кандзинтё:», текст которой вводится в научный оборот отечественной японистики, выполнен при участии студентов Института классического Востока и античности НИУ ВШЭ в рамках проекта «Перевод пьес театра Кабуки». Пьеса «Кандзинтё:» является одной из самых известных в японской театральной традиции, так как описывает историю о доблестном воине Минамото-но Ёсицунэ (1159–1189), это один из любимейших исторических персонажей в Японии. После того как Ёсицунэ разбил клан Тайра в решающем сражении при Данноура (25 апреля 1185 г.), война между Тайра и Минамото закончилась, но полководец Минамотоно Ёритомо приказал задержать и казнить своего брата. Спасая свою жизнь, герой и его спутники переодеваются в монахов-ямабуси, чтобы незамеченными пройти земли Японии, перекрытые заставами – специальными военными пунктами досмотра. В пьесе «Кандзинтё:» идет речь как раз о том, как самураи проходили одну из таких застав в японских горах, и как монах Бэнкэй, верный спутник Ёсицунэ, использовал свою смекалку, чтобы перехитрить смотрителя заставы Тогаси-но Саэмон, которому было велено Ёсицунэ задержать. Пьеса содержит знаменитые театральные сцены: импровизированное чтение подписного листа о благотворительности, диалог ямабуси-мондо:, удар Ёсицунэ, танец эннэн-но маи, летящий шаг тоби роппо:. Изначально пьеса принадлежала традиции Но:, одному из видов драматического театра в Японии, но Кабуки адаптировал её для своей сцены; тем не менее, влияние Но: сохранилось. В статье прослеживается, какие сценические элементы остались неизменными. В пьесе сильны буддийские мотивы, они подробно описаны как в репликах актеров, так и репрезентуются в материальных объектах: бутафории, костюмах, аксессуарах, – это свойство Кабуки, как вида сценического искусства, демонстрирует глубокую проработку буддистской символики. Также в статье представлен анализ главных персонажей, их сценического воплощения на сцене, разбор символики костюмов, описание сцены и бутафории.

В статье представлен анализ двух теоретических трудов писателя Нацумэ Сосэки (夏目漱石, 1867–1916): очерк «Достоинства и недостатки измов» (イズムの功過 Идзуму-но ко: ка, 1910), в котором Нацумэ Сосэки призвал приверженцев натурализма, господствовавшего в Японии в начале XX в., не смотреть на японскую литературу сквозь -измы, выйти за рамки, установленные ими; лекция писателя по теории литературы «Мой индивидуализм» (私の個人主義 Ватакусино кодзинсюги, 1914). Эта лекция стала итогом многолетних теоретических изысканий писателя, главным из которых была неудавшаяся, как позже заявил литератор, монография «Теория литературы» (文学論 Бунгакурон, 1907). Тем не менее отечественное литературоведение не проявляло сколь-либо серьезный интерес к теоретическим трудам писателя, несмотря на то, что крайне занимательными являются мысли Нацумэ Сосэки об уместности использования западной терминологии для описания творчества японских художников. Писатель настаивал, что теория литературы должна учитывать контекст той или иной культуры, а не искать универсальные пути развития, обращаясь к типологии развития литератур и т. д. Нацумэ Сосэки стал первым японским теоретиком литературы, который заговорил о том, что идейные и художественные направления, появившиеся в европейской и американской культуре, несшие в себе ее отпечаток, обусловленные и сформированные определенными историческими процессами, не могут быть перенесены в виде матрицы на японскую землю лишь потому, что отдельные элементы западных художественных течений обнаруживаются в творчестве японцев. В настоящей работе поднимается вопрос ценности изучения теоретических сочинений Нацумэ Сосэки, ибо они проливают свет на то, какими категориями мыслил, как научно осмыслял закономерности, сущность и ход развития японской литературы один из самых влиятельных литераторов эпохи Мэйдзи (明治時代, 1868–1912).

28 декабря 2023 г. в Институте Китая и современной Азии РАН в смешанном формате состоялся круглый стол на тему «Отношения Японии со странами Восточной Азии: проблемы, тенденции, перспективы», организованный Центром японских исследований Института. На нем были обсуждены тенденции и перспективы отношений США, Китая и Японии, различные аспекты сотрудничества Японии и стран АСЕАН, позиция Японии в противостоянии вокруг Тайваня, политика в отношении Японии президента Республики Корея Юн Сок Ёля, обеспечение энергетической безопасности Японии в условиях нарастания внутренних и внешних вызовов и др.

В статье рассматриваются генезис, семантика и функции образа дракона в японской культуре. Актуальность работы обусловлена повышенным вниманием современных исследователей к базовым ценностям локальных культур, вопросам символики, неразрывно связанной с проблемами национальной самоидентификации. Методологическую базу статьи составил структурно- семиотический подход, на основе которого анализировалось ценностное содержание образа дракона,описательно-аналитический метод и метод когнитивной интерпретации семантики языковых средств, вербализирующих образ дракона в японском языке. В отличие от западной традиции, в культуре народов Восточной Азии дракон – почитаемый и значимый символ могущества, силы и власти.
В мифотворчестве разных народов наблюдаются похожие сюжеты, истории о драконах встречаются в древних текстах как индуизма, так и буддизма. Установлено, что на становление и эволюцию культа дракона в Японии оказали влияние представления о мифических китайских драконах, индийских змеях нага, а также вера в драконов как божеств водной стихии. Автор рассматривает эволюцию образа дракона в различные исторические эпохи, влияние культурно-исторических, природных и религиозных факторов на его трансформацию. Показано, что в средневековой Японии дракон считался защитником буддизма, олицетворял силу, мудрость, процветание, удачу, образы драконов стали органичным элементом буддийской культуры. Особое внимание уделено особенностям дракона как знака китайского зодиакального календаря, анализу его образа в японской мифологии, сказках и легендах, в древних литературных памятниках «Хитати-Фудоки», «Кодзики», «Нихон сёки». В мифологической картине мира японцев дракон амбивалентен и имеет как положительные, так и отрицательные черты. Выявлено, что образ дракона занимает важное место в японской традиционной культуре, живописи, архитектуре, декоративно-прикладном искусстве, календарных праздниках, широко представлен в пословицах и поговорках, устойчивых словосочетаниях и идиомах. Обращение к японской фразеологии позволило расширить базу исследования и выявить совокупность представлений о драконе в мировоззрении носителей японского языка. Автор приходит к выводу, что в настоящее время образ дракона в Японии утратил сакральное значение и используется преимущественно как дань традиции.

Япония – одна из крупнейших экономик мира – занимает весьма своеобразное положение на мировом рынке прямых инвестиций. Являясь крупнейшим кредитором, одним из лидеров по экспорту прямых инвестиций, страна остается – судя по количественным показателям – относительно малопривлекательной для иностранного бизнеса. Однако в последние годы ситуация на мировом рынке прямых инвестиций существенно меняется, и место Японии в формирующейся структуре цепочек добавленной стоимости международных компаний также может измениться. Исследование реальной деятельности иностранных компаний полупроводниковой индустрии в Японии позволяет сделать вывод о том, что проблема привлечения ПИИ в страну в современных условиях обретает новые смыслы и рассматривается под углом зрения экономической безопасности и устойчивости цепочек поставок, особенно в части поставок критически важных электронных компонентов. Это и предопределило выбор автором полупроводниковой промышленности в качестве объекта исследования.
В условиях распространения парадигмы френдшоринга (friend-shoring), когда глобальные цепочки поставок демонстрируют признаки переориентации на «дружественные» страны, у Японии появляется шанс использовать свои реальные конкурентные преимущества для привлечения высококачественных и высокотехнологичных инвестиций. И этот шанс страна, по-видимому, намерена использовать, делая ставку на обеспечение «предсказуемости» в глазах иностранных инвесторов, наряду с такими преимуществами как наличие квалифицированной рабочей силы и сети высококачественных поставщиков, сильных потенциальных партнеров для реализации совместных проектов, развитой инфраструктуры и системы защиты прав интеллектуальной собственности, лояльности местных властей и населения, мощной поддержки, в том числе и финансовой, инвестиционных проектов со стороны японского правительства. К этому следует добавить высокий и растущий спрос на электронные компоненты со стороны национальной промышленности, что делает Японию и привлекательным рынком сбыта. Успех мировых лидеров микроэлектроники на японском рынке может иметь демонстрационный и мультипликационный эффект и способствовать тому, чтобы международные компании других отраслей по-новому и непредвзято взглянули на Японию.

Археологическая составляющая в отечественном японоведении зарождается в конце XIX в. на основе первых поездок и знакомства с древностями Японии (М.И. Венюков, А.В. Григорьев, И.С. Поляков, Д.М. Позднеев) и оформляется в самостоятельное направление уже в рамках советского периода. Плодотворный диалог российских и японских археологов во многом обусловлен как территориальным соседством и общими корнями древних культур, начиная с эпохи камня, так и взаимным интересом к археологии тихоокеанского бассейна в целом. Одну из лидирующих ролей в этом сотрудничестве с начала 1960-х гг. начинает играть Новосибирский научный центр (Институт истории, филологии и философии СО АН СССР, гуманитарный факультет НГУ) в лице таких специалистов как А.П. Окладников, А.П. Деревянко, Р.С. Васильевский и В.Е. Ларичев. В первое постсоветское десятилетие происходит переход к новым форматам – многолетним совместным проектам и археологическим экспедициям, которые осуществляются на базе двусторонних соглашений между научными организациями Японии и российскими институтами (университетами, музеями) из целого ряда городов Сибири и Дальнего Востока. Сотрудничество достигает своего пика в 2007/8–2019 гг., пользуется поддержкой отечественных (РГНФ, РФФИ, РНФ) и японских научных фондов, реализуется в самых разных форматах (проекты, обмены, стажировки, симпозиумы, выставки, публикации и т.д.), и на самых разных географических площадках, как на территории России и Японии, так и третьих стран – в Центральной Азии (Монголия), и Южной Америки (Эквадор). Один из ярких примеров такого взаимодействия – плодотворное сотрудничество сектора зарубежной археологии (Институт археологии и этнографии СО РАН, г. Новосибирск) и Лаборатории археологии (Университет Тохоку, г. Сендай), результатами которого является большое количество публикаций в ведущих научных журналах и несколько диссертационных исследований по периодам дзёмон и кофун.

В японском собрании МАЭ РАН представлено много предметов, интересных не только своими художественными особенностями или этнографической ценностью, но и замечательной историей собирания, за которой нередко стоят весьма примечательные персоны. В данной статье речь пойдет о трех поминальных табличках ихай (位牌), из собрания музея. Подобные таблички, начиная с периода Камакура, выступают неотъемлемым аксессуаром буддийского похоронного ритуала. Обычно изготовляются из дерева и покрываются черным и / или золотым лаком; состоят из нескольких декорированных резьбой ступеней подставки, завершающейся «лотосовым пьедесталом», и самой таблички, установленной на пьедестале. С наличной стороны пишется посмертное имя (каймё: 戒 名), рядом указывается дата смерти по системе нэнго: (年号) – эра, номер года, месяца, дня, иногда – и возраст покойного. Не существует единой «стандартной» формы поминальной таблички, ибо разные школы японского буддизма предлагают свою особую форму ихай, а также характерную для традиции данной школы «формулу» буддийского имени. С развитием в период Мэйдзи фотографического дела на табличках также помещаются ритуальные фотографии покойного (иэи 遺影). Одна из хранящихся в МАЭ табличек была привезена известным отечественным китаеведом, японоведом и тангутологом профессором А.И. Ивановым (1878–1937) из поездки в Японию в 1912 г. в составе обширной коллекции. Данная табличка с именем и фотографией упокоившейся женщины имеет вполне стандартную форму и очевидно участвовала в похоронных ритуалах. Две другие таблички относятся к японской коллекции выдающегося отечественного этнографа Л.Я. Штернберга (1861–1927), участвовавшего в III Всетихоокеанском конгрессе в Токио в ноябре 1926 г. Эти две таблички, несмотря на традиционные форму, материалы и технику изготовления, вызывают определенное чувство недоумения, ибо на них вместо каймё: указаны фамилия знаменитого японского антрополога Цубои Сёгоро (坪井博士), скончавшегося в 1913 г. в Санкт-Петербурге, и написанная азбукой катакана фамилия профессора В.В. Радлова (1837–1918), директора МАЭ с 1894 по 1917 г. В статье рассматриваются возможные причины и сопутствующие обстоятельства появления этих табличек в собрании МАЭ.

В статье анализируется послевоенное развитие взаимоотношений Японии со странами Азии. В тексте показана взаимосвязь между устойчивым развитием экономических и политических отношений и постепенным снижением остроты проблем исторического прошлого во 2-й пол. ХХ в. Проведен компаративный анализ послевоенных отношений Японии со странами Восточной Азии (КНР, Республика Корея, Тайвань) и Юго-Восточной Азии (прежде всего – Сингапур и Индонезия). Кроме того, затрагиваются проблемы, память о которых возникла вследствие японской оккупации Индонезии, в том числе проблема «исторической обиды» проживавших там голландцев на Японию, а также проблема детей-полукровок, рожденных местными жительницами от японских военных.
В 1980-е гг. Японию стали посещать как матери этих детей, так и сами дети. Данные поездки финансировались МИД Японии и включали официальные встречи. Примерно в то же время начались первые поездки, туры в Японию, организованные для бывших голландских военнопленных и принудительно мобилизованных на работы в Японии. В местах памяти, посещаемых ими, уже установлены знаки и стелы, символизирующие примирение по проблемам исторической памяти. Проблема заключается далеко не только в травматических событиях истории. Немаловажную роль здесь играет и собственно развитие связей после этих событий. И возможность примирения или даже преодоления этих проблем довольно часто зависит также и от того, насколько позитивно и взаимовыгодно эти отношения развиваются далее. По прошествии времени, особенно когда сменяется несколько поколений и травматическое событие уходит в прошлое, возникают предпосылки для компромисса и примирения. И если между государствами усиливается напряженность, увеличивается и количество взаимных претензий. Если же отношения носят ровный характер, особенно на протяжении нескольких поколений, то любая обида может быть забыта или даже более того – память о ней может стать моментом примирения.

Статья посвящена анализу внешнеполитической деятельности Абэ Синдзо, одного из наиболее ярких и неординарных политических деятелей современной Японии, дважды возглавлявшего японское правительство в общей сложности почти девять лет. Прослеживается процесс формирования его политической философии под влиянием идеологических взглядов его родственников – премьер-министров Н. Киси и Э. Сато, а также отца, министра иностранных дел Абэ Синтаро. Рассматриваются подходы С. Абэ к выстраиванию отношений Японии с наиболее важными для интересов Токио странами. С. Абэ добился своего восприятия в Вашингтоне в качестве преданного союзника США, доверительных отношений с президентами Б. Обамой и Д. Трампом.
В этих целях укреплял японо- американское военно-политическое сотрудничество, предпринял шаги к поддержке американской стратегии в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Он осуществлял, хотя и без серьезных результатов, усилия по стабилизации отношений с Китаем, пытаясь сочетать политику сдерживания Пекина с шагами по развитию двусторонних связей. Большое внимание Абэ уделял отношениям с Индией, в том числе с целью продвижения выдвинутой им и поддержанной США идеи четырехстороннего сотрудничества «демократий» в Индо-Тихоокеанском регионе – США, Японии, Индии, Австралии. На корейском направлении политика Абэ успехом не увенчалась.
Отношения с Пхеньяном оставались в тупике, а с Сеулом не были окончательно решены острые двусторонние проблемы. Серьезное внимание С. Абэ также уделял политике, направленной на заключение мирного договора с Россией на основе радикального улучшения японо-российских связей во всех сферах. Раскрываются причины его неудачи на этом направлении.
В статье оценивается политика Абэ по разработке правительственных документов и принятию японским парламентом законов, определяющих основные направления внешней и военной политики страны. Автор дает характеристику результатов деятельности С. Абэ в сфере внешней политики и оценивает ее влияние на формирование курса японского правительства после его отставки.