Статья: Влияние китайского-американского соперничества на безопасность в Персидском заливе (2025)

Статья посвящена изучению феномена инвестиционной безопасности во взаимосвязи с достижением технологического суверенитета в условиях значительного изменения экономических отношений в мире. Признание отказа от радикальной глобализационной политики как представителями бизнеса, так и политиками требует обновления государственных стратегий, нацеленных на достижение технологической независимости. Введение новых мер защиты суверенитета (от тарифных политик США до контроля над прямыми инвестициями в Европейском союзе, от стратегии самодостаточности КНР до контроля над цепями поставок Японии) также нуждается в теоретическом осмыслении. Отказ от стратегий глобального потребления доступных технологий в силу нарастающей зависимости от иностранных субъектов заставляет задумываться о национальных ресурсах. Автор показал, что, несмотря на разнообразие подходов к национальным моделям безопасности (включая безопасность инвестиций), остаётся незыблемым утверждение, что изменения опираются на инвестиционный потенциал. Для понимания угроз суверенитету, возникающих в новой реальности, необходимо ответить на следующий исследовательский вопрос: опора на какие теоретические конструкции и методологические решения в условиях обновления политик меркантилизма и протекционизма позволит достичь технологического суверенитета, сохраняя при этом контроль над инвестициями. В данном исследовании в качестве теоретико-методологической базы использованы не только сложившиеся подходы в сфере экономической безопасности, но и авторские наработки в области теории экосистем. Применение экосистемного подхода позволит достичь баланса между стремлением к технологическому суверенитету и потребностью в притоке инвестиций на уровне конкретных государственных мер. На примерах США, Евросоюза, Японии и Китая в работе показано, что в зависимости от заявленных целей и состояния экономики для поиска баланса между мерами по соблюдению технологического суверенитета и финансированием таких мер на практике используются разные приёмы. Высказано предположение о том, что в изменившихся условиях экспортно-сырьевая модель может оказаться привлекательнее, чем в период нараставшего глобализма, и имеющей право на рассмотрение при соблюдении целевого контроля над распределением доходов от продаж ресурсов. Экосистемный взгляд позволяет расширить систему показателей инвестиционной безопасности путём согласования целей государств, бизнеса и общества на пути к достижению технологической независимости.

Цель данной статьи состоит в том, чтобы выявить общие тенденции концентрации и диверсификации экспортных и импортных потоков крупнейших участников мирового рынка угля за последние 20 лет. Выдвигаемая в исследовании гипотеза состоит в том, что важнейшие игроки на мировом рынке угля могут иметь разную степень географической концентрации (и, соответственно, диверсификации) своих торговых потоков. Причём эта степень может меняться с течением времени. Для количественной оценки степени географической концентрации поставок в работе используется индекс Херфиндаля-Хиршмана в размерности от 0 до 1.

В первой части статьи рассматривается весь рынок каменного угля в сравнении с другими топливными рынками. Во второй части статьи сделан фокус на рынок энергетического угля, как наиболее крупного и интересного для анализа мировой торговли.

Проведённое исследование позволило установить, что за рассматриваемый период концентрация как экспорта, так и импорта мирового рынка угля стабильно росла, достигнув беспрецедентно высоких значений в 2023 г. Более того, степень концентрации мирового экспорта на всём временном промежутке 2004–2023 гг. была выше концентрации импорта. За последние 20 лет эта разница увеличилась в два раза, что может говорить об усилении переговорной силы поставщиков угля. С другой стороны, у большинства ведущих стран-поставщиков и стран-импортёров степень географической концентрации экспорта и импорта снижалась, то есть наблюдалась тенденция к большей диверсификации поставок.

Среди экспортёров важное исключение составила Индонезия, которая за исследуемый период вышла на первое место по объёму (тоннажу) экспорта энергетического угля и увеличила его концентрацию. Для России индекс концентрации экспортных потоков оставался на стабильном, сравнительно невысоком уровне до 2021 г., однако в последующие годы существовали предпосылки для его увеличения. Исключение среди импортёров составила Япония, которая становится всё более зависимой от своих ключевых партнёров – Австралии и Индонезии. Важнейшую роль в развитии мирового угольного рынка сыграл Китай, который ранее был крупнейшим экспортёром угля в Азии, а с 2007 г. стал нетто-импортёром. Уход Китая в качестве экспортёра с крупнейших рынков угля позволил Индонезии и России занять эту нишу и нарастить объёмы экспорта. В работе также выявлено значительное влияние Китая на общемировую степень концентрации импорта на всех топливных рынках в 2020 г.

В статье исследуется влияние ключевых макроэкономических, технологических, демографических и политических факторов на формирование нового облика мировой энергетики. На основе системного анализа статистических данных МЭА, Всемирного банка, ОЭСР и ведущих аналитических центров выявлено, что к 2050 г. совокупный рост населения Африки и стран Азиатско-Тихоокеанского региона на 1,4 млрд чел. и ускоренная урбанизация обеспечат до 60% прироста глобального потребления электроэнергии. Технологическая революция, связанная с ИИ и центрами обработки данных, уже к 2030 г. приведёт к увеличению их энергопотребления свыше 1000 ТВт·ч в год, сопоставимо с современным уровнем Японии. Показано, что зелёный переход сталкивается с ограничениями: для достижения целей «углеродной нейтральности» к 2050 г. потребуются инвестиции порядка 180 трлн долл., при этом плотность энергетического потока ВИЭ значительно уступает традиционным источникам. Анализ атомной отрасли выявил рост инвестиций на 50% за последние пять лет, лидерство Китая и России в строительстве новых реакторов и развитии технологий замкнутого топливного цикла. Установлено, что уголь сохраняет около 25% в мировом энергобалансе, а пик его потребления откладывается, что отражает важность баланса традиционных и альтернативных источников. Рассмотрены стратегические подходы Китая, Индии, США и России к обеспечению энергетической безопасности, включая модернизацию сетей, развитие аккумуляторных технологий, синтетического топлива и угольной генерации. Сделан вывод о том, что эффективная глобальная энергетическая модель будущего требует интеграции высокоплотных традиционных и низкоуглеродных источников энергии, усиления межтопливной конкуренции и согласования национальных стратегий с глобальными приоритетами.

В статье рассматриваются ограничения преобладающих в западной науке подходов к анализу цифровой гегемонии американских технологических корпораций, сформированных под влиянием теоретического наследия Антонио Негри.

Подчёркивается, что акцент Негри на «множестве» и борьбе, основанной на идентичности, способствовал выявлению и осмыслению целого ряда противоречий — расовых, гендерных и классовых, — воспроизводимых и усиливаемых в цифровом пространстве. Вместе с тем категорическое отрицание роли суверенного государства как субъекта борьбы с гегемонией привели эти подходы к устойчивому стратегическому тупику. На основе обширного анализа критической литературы и эмпирических примеров исследуются различные формы стихийного сопротивления «снизу – вверх» — платформенные кооперативы, пиринговые сети, блокчейн-инициативы, аудит алгоритмов, просветительские кампании — и показывается их неспособность существенно поколебать монопольное положение Big Tech. Опираясь на «акторный треугольник» глобального управления Роберта Кокса (Империя, суверенное государство, гражданское общество), автор обосновывает, что эффективное противодействие цифровой гегемонии возможно лишь при формировании альянса государства и некооптированных сегментов гражданского общества. Отдельное внимание уделено странам Глобального Юга, где сочетание доминирования Big Tech и опосредованного через НПО гражданского общества зачастую подрывает усилия государств по обеспечению цифрового суверенитета. В качестве контрпримера рассмотрен опыт Китая, где с 2016 г. государство установило политические ограничения для национальных Big Tech, реализовало ориентированную на народ регуляторную политику и сохранило суверенный контроль над цифровым пространством. Несмотря на некоторые внутренние противоречия, данный опыт демонстрирует, что альянс государства и общества способен приносить ощутимые результаты в противостоянии цифровой мощи Империи.

В заключение делается вывод, что преодоление цифровой гегемонии требует отхода от парадигм, ориентированных на спонтанность, в пользу стратегий, поддержанных государством, — особенно в странах Глобального Юга.

Внимание научного сообщества к проблематике БРИКС обусловлено кардинальными переменами, происходящими в мире, поиском новых путей построения политического взаимодействия. В этом отношении БРИКС представляет собой относительно новую структуру, которая в значительной степени ориентирована на развитие Глобального Юга.

Гипотеза исследования заключается в том, что формирующаяся по сетевому принципу новая политическая организация мира будет иметь более сложную структуру, чем конфигурация мирового порядка, которую образуют ведущие государства в виде одного или нескольких полюсов, как это обычно представляется. БРИКС развивает свою сетевую структуру. В результате происходящих изменений наблюдается структурное соответствие организационного принципа БРИКС и структурой политической организации мира. Исследовательский вопрос формулируется следующим образом: существует ли соответствие между этими двумя организационными структурами и, если да, то что необходимо сделать БРИКС для усиления своих позиций в складывающейся новой политической организации мира.

Изначально БРИКС ставил перед собой экономические задачи. В итоге БРИКС стал занимать уверенные позиции в глобальном управлении в сфере экономики. Затем рамки деятельности объединения расширились. В сферу интересов БРИКС, хотя и не в качестве центральных, стали входить социальные вопросы, такие как образование, здравоохранение, что побудило БРИКС активно включиться в решение политических вопросов.

Оказывается, что политическая организация мира и БРИКС всё в большей степени трансформируются в сетевые структуры. Это соответствие структурных организаций теоретически позволяет БРИКС сначала вписаться в политическую организацию мира, а затем и дальше трансформировать её. Для этого БРИКС имеет необходимые ресурсы, а также опыт сетевого и цифрового взаимодействия. В то же время успешная реализация устремлений БРИКС выстраивать контуры новой политической организации мира возможна лишь при использовании «силы идей», т. е. предложений по тому, какой должна быть эта новая политическая организация мира.

В целом же БРИКС может и в дальнейшем участвовать в глобальном управлении, быть одним из звеньев сетевой политической организации мира, причём довольно крупным звеном, а может стать архитектором новой политической организации мира, предложив её контуры и принципы функционирования.

Страны Востока, за исключением немногих государств, продемонстрировали преимущественно нейтральную позицию в отношении российско-украинского конфликта. Ни одна из стран Латинской Америки не поддержала санкции Запада против России. Восточные государства предпринимают попытки осмыслить политику России с собственной, незападной перспективы, стремясь выработать варианты решения конфликта, опираясь на исторический и цивилизационный опыт Азии и Африки. В этой связи актуальным представляется создание отдельной восточной структуры под эгидой ООН, которая бы способствовала развитию самостоятельного цивилизационного подхода Востока, включая экономическое и культурное сотрудничество незападных стран. Отношения с Западом при этом воспринимаются Востоком как ценный исторический опыт в становлении великих держав.

В статье отмечается, что новая внешнеполитическая реальность вынуждает Россию осуществлять балансирование между противостоянием с «враждебным окружением» со стороны Европы и укреплением партнёрских отношений с Азией и Африкой. В результате экономические и политические процессы приобретают сложный и многоуровневый характер. Мир, с точки зрения Москвы, сегодня разделён на два противостоящих лагеря: западный, характеризуемый жёсткой дисциплиной, единством и прагматизмом, и восточный, для которого свойственны национальный уклад, особый тип экономического роста и не менее жёсткие политические и культурные установки.

Автор подчёркивает необходимость формирования и концептуализации незападного взгляда на международные отношения в рамках российской науки. Перевод западных терминов и концепций на восточные языки требует особой осторожности и разъяснения их культурной специфики. Важнейшей задачей становится осмысление исторического и политического опыта евразийских, азиатских и африканских обществ, интеграция этого опыта в международную науку. На основе этого опыта возможно формирование единого кодекса межцивилизационного взаимодействия между Азией, Африкой и пограничной Евразией. Автор отмечает существование на Востоке и в Евразии особого типа человека, отличающегося от европейского по стилю мышления и принятия решений, что также должно учитываться в теоретическом осмыслении международных отношений. Особое внимание уделено роли информационной политики в формировании восприятия восточными странами тех смыслов и установок, которые транслируются западными государствами.

Статья посвящена переосмыслению концепции «поворота России на Восток» через постановку более широкого исследовательского вопроса — каким образом возможно инициировать «поворот Востока к России». Теоретическая основа анализа восходит к научному наследию академика А. В. Торкунова и акцентирует внимание на институциональных и идейных условиях реализации российской политики в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР). Автор выделяет четыре группы факторов, определяющих перспективы этой стратегии: (1) характер региональной стабильности и нестабильности; (2) степень дружественности или недружественности стран региона; (3) особенности экономической динамики АТР, во многом зависящей от состояния китайско-американских отношений и внутренних приоритетов КНР; (4) идейно-ценностные рамки, показывающие ограниченность антиамериканизма и многополярности в качестве универсальных стратегических оснований. Центральное место в анализе занимает «фактор Китая», рассмотренный на основе поквартальной динамики 2022–2025 гг., что позволяет выявить постепенный переход позиции Пекина от доброжелательного нейтралитета к более прагматичной и осторожной линии поведения. Рассматриваются попытки Китая утвердиться в роли посредника в украинском конфликте, пределы концепции «партнёрства без границ», уроки, которые Пекин извлекает из украинского опыта для своей политики в отношении Тайваня. Экономическое измерение двусторонних связей характеризуется не столько стратегическим разворотом, сколько адаптацией и замещением, обусловленными санкционными ограничениями. Делается вывод о том, что при всей сохраняющейся стратегической значимости России для Китая расширение «полей расхождений» формирует новые риски для согласования интересов. Устойчивость «поворота Востока к России» возможна лишь при опоре на постепенную институционализацию сотрудничества, включение в региональные процессы и отказ от излишней идеологизации внешнеполитического курса.