Статья: НОВОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ ПО БОСНИЙСКОЙ ОНОМАСТИКЕ (2024)

Рецензия на книгу: Емыкова Н. Х. Историческая топонимия Западной Черкесии. По материалам русских документов XVIII-XIX вв. Часть первая: Абадзехия. Майкоп: Полиграф-ЮГ, 2021. 768 с. Рецензируемая работа является первой частью большого проекта по изучению исторической топонимии Западной Черкесии. В данном томе представлены географические названия одной из ее областей - Абадзехии. Поскольку бо́льшая часть топонимов вышла из употребления, процесс фиксации, анализа и интерпретации топонимии базируется на изучении русских документов XVIII-XIX вв., главным образом военных карт, историко-этнографических трудов, военно-топографических описаний местностей; использовались автором и фольклорные тексты, в которых упоминаются географические объекты Абадзехии. Всего автору удалось выявить и привязать к современной карте Северо-Западного Кавказа около тысячи топонимов - как наименований природных объектов, так и ойконимов. В словарных статьях, расположенных в алфавитном порядке, перечисляются все варианты написания конкретных топонимов. По причине разносистемности русского и адыгского (черкесского) языков значительную трудность представляет восстановление первоначального звучания топонимов и поиск их этимологии. Для решения этой задачи автором выявлены и в настоящей работе частично задействованы более 500 наиболее частотных адыгских топооснов. В работе использованы данные и инструментарий ряда наук - языкознания, фольклористики, истории, географии, этнографии и археологии, что придает исследованию междисциплинарный характер. Самостоятельную ценность представляет собой научно-справочный аппарат издания, особенно список документов и литературы, воплощающий краткую историю черкесской топонимики и охватывающий обширную и многоаспектную панораму источниковой базы книги. Рецензируемое издание, несомненно, будет востребовано как специалистами в области адыгской топонимии, так и сообществом краеведов и экскурсоводов.

В публикации излагаются некоторые результаты сбора и обработки топонимических материалов экспедиции 2023 г. на Поморский берег Белого моря. Карельская топонимия присутствует здесь в виде субстрата. Составляя в целом около 10 % (примерно 300 названий) от общего числа топонимов, она тем не менее производит впечатление существенно более весомого пласта - в силу того, что, во-первых, номинирует значимые объекты на территории, а во-вторых, благодаря массе географических терминов, воспринятых из карельских говоров и ставших фактом местной русской поморской речи. Выявлена определенная дистрибуция в бытовании терминов (кóрга, úндола, сéльга), позволившая констатировать специфику самой южной окраины Поморья, тяготеющей к Выгозерью, - с. Нюхча. Представлены некоторые пути постепенного размывания карельского слоя в топонимии и способы переработки исходных карельских оригиналов, которые обычно остаются вне поля зрения исследователей взаимодействия топосистем в силу сложности их выявления. Среди них народноэтимологическое сближение топонима со знакомым русским словом, сопровождающееся некоторой перестройкой звуковой стороны (оз. Гáрье > оз. Гагáрье). Это одна из разновидностей так называемой прямой адаптации. Наследие другой адаптационной модели - калькирования или перевода - просматривается в сосуществовании в одном микроареале пары (иногда группы) топонимов, из которых один сохранил исходную карельскую топооснову, а другой может быть результатом ее перевода. Такая ситуация имеет значительный потенциал для этимологии. В тексте предложено несколько таких связок, в том числе название о-ва Тýмище и р. Кéтьмукса, впадающей в море в районе острова. Их совместная интерпретация позволила реконструировать утраченный русский термин *тумище (< слав. *(s)tum-) ‘убежище, укромное место, где можно спрятаться, переждать непогоду’. Этимология поддерживается потамонимом Кéтьмукса, в котором воплотилось приб.- фин. kätke- или саам. giet’k’ât ‘прятать, скрывать’.

Статья основана на полевых материалах Топонимической экспедиции Уральского университета, работавшей в 2023 и 2024 гг. в поморской зоне Беломорского района Республики Карелия. Изучаются коллективные прозвища (обливáнцы ‘жители с. Сухое’, лесовикú-безмéдники ‘жители деревень и сел, находящихся в юго-восточной части Беломорского района в окружении лесов и болот, - Ендогуба, Воренжа, Сумостров, Пертозеро, Пулозеро’), фразеологизм с оттопонимическим прилагательным (лицо / с лица / на лицо как выговская горячая медь ‘о раскрасневшемся человеке’), близкие к прозвищам обозначения территориальных коллективов людей с локативной семантикой (поозё́ра - помóры - лесовикú); к анализу привлекаются также многочисленные сопутствующие факты ономастики и апеллятивной лексики (например, названия скитов, образованные от озерных гидронимов; выражение полугру́дый хилозё́р, содержащее в своем составе квазикатойконим хилозё́р). Анализируемые факты интерпретируются автором как неявные (косвенные) маркеры старообрядчества, сыгравшего большую роль в формировании историко-культурной ситуации в регионе. Так, прозвище обливанцы мотивировано приписываемой жителям с. Сухое приверженностью обливательному крещению, которое негативно оценивается старообрядцами. Выражение лицо как выговская горячая медь отсылает к практике изготовления меднолитых икон, распространенной у насельников Выговской обители. Триада помóры - поозё́ра - лесовикú не только носит таксономический характер (описывая места проживания населения), но и содержит скрытую оценочную оппозитивность: жители морского побережья экономически и конфессионально противопоставляются ушедшим в леса и на озера старообрядцам. Помимо реконструкции семантики наименований, автор выявляет отраженную в них точку зрения номинаторов.

Статья написана по полевым материалам, собранным сотрудниками Топонимической экспедиции УрФУ (Екатеринбург) в сентябре 2023 г. в нескольких населенных пунктах Беломорского района Карелии (Поморский берег Белого моря): сс. Сумский Посад, Колежма, д. Лапино, г. Беломорск и др. В статье содержатся некоторые результаты, касающиеся отражения фактов истории, культуры, социальной, этнической и конфессиональной специфики региона в коллективных прозвищах и прозвищных рассказах, которые конструируются вокруг них. Рассматриваемые в статье локально-групповые прозвища, складывающиеся в микро систему, функционируют в ряде населенных пунктов Поморского берега: сс. Шуерецкое (репоéды), Вирма (кочега́ры), Сумский Посад (меща́не, церко́вные сралú), Колежма (лопарú) и Нюхча (цари́, во́ры), а также в удаленных от береговой линии дд. Лапино (ре́пники), Коросозеро (вшúвики), Пулозеро (пúсаные батогú), Ендогуба (линдýшники), которые находятся на границе поморской и материковой зон. Отмечены факторы, способствующие бытованию большого числа локальных наименований в Беломорье вообще и на Поморском берегу в частности по сравнению с материковой частью Русского Севера и другими традиционно земледельческими зонами. Представлены мотивировки прозвищ, существующие сегодня в сознании населения Поморского берега старшего возраста (информантов экспедиции). Предложены мотивационные решения для ряда коллективных прозвищ, а также описан исторический и социокультурный фон, на котором и благодаря которому они были сформированы, с опорой в том числе на исторические и этнографические источники.

В статье анализируются имена литовских камней, считающихся священными, и связанные с ними легенды. По данным исследователей, в Литве насчитывается примерно 500 подобных камней. Народные верования связывают многие такие камни с языческими божествами и христианскими святыми, наделяют их способностью двигаться, говорить, обучать, лечить, советовать, давать деньги в долг, иметь семью и детей. Существуют свидетельства обожествления камней в языческие времена, что отражается в их именах. Имена камней содержат отсылки как к хтоническим персонажам, так и к христианским святым, могут соотноситься с названиями животных и именами людей. В статье последовательно анализируются все эти случаи, рассматриваются предания о происхождении камней, соответствующие исторические свидетельства, археологические и фольклорные данные. Литовские предания, повествующие об имянаречении камней, позволяют предположить, что камни, имеющие в настоящее время христианские имена, ранее имели имена языческие. «Крещение» камней с присвоением им христианского имени не только меняет в народном сознании некоторые свойства камней, но и, согласно верованиям, останавливает их рост и движение. Проведенный анализ позволяет сделать вывод, что мифологический образ камня с течением времени менялся. Исторические данные свидетельствуют о том, что в языческой древности камень отождествлялся с божеством, выполняя роль жертвенника и идола одновременно. С приходом христианства акценты сместились, и почитаемые ранее камни стали соотноситься с персонажами низшей мифологии - чертом, ведьмой, Лауме. Фольклорная традиция относит камни к разряду «иномирных» объектов, подчеркивая их связь с хтоническим миром, миром мертвых и «нечистых».

Объектом изучения в статье стала ойконимия Восточного Казахстана - одного из регионов, которые в разные исторические периоды были центрами важных этнокультурных связей, контактов или столкновений. Цель исследования - определить состав и системные связи ойконимии этого региона на топонимическом материале трех административных районов: Алтайского, Глубоковского и Катон-Карагайского. Источниками послужили современные списки населенных пунктов и исторические списки населенных мест - как опубликованные, так и архивные. Ойконимия исследуемой территории полиязычная: здесь встречаются ойконимы казахского и русского происхождения. Казахская ойконимия связана с кочевым патронимическим социально-хозяйственным укладом в прошлом. Появление русских топонимов соотносится с переселенческими волнами в регионе. Так, фиксируются ойконимы, связанные с первой волной (XVIII в.), и ойконимы, относящиеся к более поздним переселениям славян - на рубеже XIX-XX вв., а также в течение всего XX в. Важно определить принадлежность ойконимов к первой (старожилы) или второй (поздние переселенцы) волне переселения. Для этого в работе используются приемы хронологизации, позволяющие на основе сравнения современных характеристик топонимов определять время их появления в системе. Авторы приходят к выводу, что в ойконимической системе рассматриваемого региона совмещаются две противонаправленные тенденции: к унификации ойконимии и географической терминологии, с одной стороны, - и к сохранению их традиционного многообразия, с другой.

В статье рассматриваются названия населенных пунктов Южной (Олонецкой) Карелии, где последние несколько столетий бо́льшая часть населения говорит на ливвиковском наречии карельского языка. Автором отмечено, что на ранних этапах освоения региона карелами-ливвиками формирование поселенческой системы определялось физико-географическими условиями и типом практикуемого населением хозяйства. Важнейшую роль здесь сыграло то, что Южная Карелия богата озерами и реками, поэтому первоначально деревни карелов-ливвиков находились главным образом на берегах водоемов. С XVIII в. начинается освоение не связанных с водоемами возвышенностей, в связи с чем появляются населенные пункты «сележного» типа. Главное внимание в статье уделено типам сельских поселений у карелов-ливвиков и структурным особенностям их ойконимии. В однокомпонентных названиях наиболее частотными оказываются ойконимы с l-овым формантом, восходящие, как правило, к антропонимам; реже используются отантропонимные модели без форманта и с формантами -(i)ne, -sto, рус. -ово, -щина. Среди остальных ойконимов наибольшей продуктивностью обладают названия, образованные на основе географических терминов pogostu ‘село с церковью’, kylä и hieru ‘деревня’; выявлен также ряд терминов для обозначения малодворных поселений и хуторов: kodi, kondu, perti, taloi; карельские термины, восходящие к рус. мыза, хутор. В статье анализируются причины различной продуктивности ойконимов с этими компонентами, рассматриваются вопросы хронологии их вхождения в топонимическую систему, обосновывается включение в данный ряд реконструированных по топонимическим данным лексем *moiživo и *tula, служивших предположительно для обозначения малодворных поселений и хуторов. По мнению автора, кульминация формирования поселенческой системы в Южной Карелии приходится на первую треть XX в., однако далее, с коллективизацией и последовавшими за ней репрессиями, начала происходить деградация поселенческой системы, финалом которой стала ликвидация «неперспективных» деревень в 1960-1970-е гг.

Статья основана на полевых материалах трех экспедиций к грекам России (исследованы населенные пункты на территории Краснодарского края, Карачаево-Черкесии, Кавказских Минеральных Вод). В тексте анализируются типологические трансформации, которые претерпевали греческие имена и фамилии в разные периоды истории, а также особенности имянаречения среди понтийских греков. Рассматриваются исторические и современные тенденции выбора имени, а также особенности функционирования греческих фамилий в разных исторических и социальных контекстах («русификация» фамилий в период репрессий, обратная «эллинизация» при переезде в Грецию, морфемный перевод фамилий с тюркских на греческий и т. п.). Наряду с именами, однозначно считываемыми как «греческие» (Никос, Деспина, Христос, Эллада, Афина, Эвклид, Сократ), греками в России используются имена, характерные для русского ономастикона: Мария, Елена, Паша, Оля, Надежда. Нередко «русские» имена оказываются гипокористикой от греческих: например, Оля < Олимпиада, Паша < Парфена. Кроме того, в тексте описываются характерные для традиционной культуры особенности греческой антропонимики, такие как использование «двойных» имен для защиты от сглаза и «останавливающих» имен, призванных предотвратить рождение или смерть детей. «Русификация» фамилий и имен, равно как и использование грузинских имен греками во время проживания на территории Грузинской ССР, рассматриваются как стратегии этнической мимикрии, присущей разным этническим группам в СССР. При этом для последних трех десятилетий характерны обратные процессы: возвращение «греческости» фамилиям и именам при получении нового гражданства, при установке надгробных памятников и т. п. Еще с советского времени у понтийских греков встречается использование древнегреческих имен, которые четко обозначают этническую принадлежность носителя, в последнее время на Кавказе стало возможным покрестить ребенка таким именем в Русской православной церкви.

Статья представляет собой завершающую, третью часть цикла, посвященного исследованию деривации территориально ограниченной системы форм христианских личных имен в преднациональный период. В данном цикле на материале антропонимов, зафиксированных в тверских деловых текстах XVI-XVII вв., рассматривается, как в народной речи происходила структурная перестройка полных форм мужских личных имен. Объектом анализа в статье является продуктивная часть парадигматического класса *-jŏ - полные формы антропонимов с мягкой основой с конечным -й в разных вариациях: -ий, -ей, -ай, -ой. Эти финали могли быть как исконными, совпадающими с канонической формой личного имени, так и возникшими в результате взаимозамены финалей, их усечения либо наращения. В реальном употреблении полные народно-разговорные формы имен в исследуемый период были чрезвычайно разнообразны и представлены большим количеством фонетических и морфологических вариантов, возникших прежде всего вследствие фиктивного членения и формального преобразования основ антропонимов. При этом предпочтение в документах отдается разговорным, а не каноническим формам, которые сохранялись в основном у представителей духовной иерархии. В статье выявляются словообразовательные механизмы, способствовавшие вхождению иноязычных личных имен в ономастическую систему русского языка и возникновению многочисленных обиходных полных форм имен: их структурное переоформление, формально-ассоциативные отношения, связанные с модификацией финальной части. Именно эти структурные преобразования вкупе с фонетическими изменениями образуют неповторимый антропонимический «узор» на любой отдельно взятой территории. Можно констатировать, что в XVI-XVII вв. в тверских документах наиболее стабильными, устойчивыми и периодически повторяющимися в многочисленных рядах полных форм христианских личных имен являются две разновидности: формы на твердый согласный с усечением (Влас, Назар, Тарас, Федос и т. п.) и формы с конечным -ей (Власей, Назарей, Тарасей, Федосей и т. п.).

В китайских текстах V-XI вв. (хрониках, трактатах, энциклопедиях, сообщениях путешественников) встречаются неоднократные упоминания о мифических и действительно существовавших государствах, где из поколения в поколение правит женщина-царь (Nü guo «Царство женщин» или Nü-wang guo «Царство женщины-царя»). Цель данного исследования - локализация тех Царств женщин, которые располагались в Тибете или в непосредственной близости от него. В процессе определения былого местонахождения этих государственных образований решается вопрос о том, являются ли макротопонимы Nü guo и Nü-wang guo реальными или легендарными относительно рассматриваемых регионов. Проведенный автором анализ источников показал, что в хрониках речь идет о Царствах женщин по разные стороны Тибетского нагорья. В ходе работы по систематизации информации из различных научных сфер, включая обширный этнографический материал, было определено географическое положение Царства женщин в Восточном Тибете. Оно принадлежало культурному ареалу сино-тибетского пограничья. В этой области была широко распространена матрилинейная семья, состоявшая главным образом из женщин и их потомства. Местная архитектура наглядно демонстрирует связь с Царством женщин китайских средневековых документов. Другая возможная параллель с этим царством - это особая роль обезьян в культуре цянов, одного из этносов пограничья, сохранившего традиционные верования. Результаты исследования указывают на то, что топонимы Nü guo и Nü-wang guo применялись по отношению к реальному царству, включавшему территории в бассейнах рек Дадухэ и Ялунцзян на географической и цивилизационной границе Тибета и Китая.

Настоящая работа посвящена этимологии ряда местных антропонимов и теонимов, засвидетельствованных в античное время в Северо-Восточной Италии, конкретнее - имен из Бриксии (совр. Брешиа) и прилегающей территории, располагающейся на западе нынешнего региона Венетия и Истрия, между реками Ольо и Адидже, вокруг озера Гарда, вблизи границы Транспаданской Галлии. У большинства этих имен есть одна общая черта: они почти нигде больше не встречаются, из-за чего Юрген Унтерманн назвал их «брешианскими» (Brescianisch), предполагая, что они могут представлять собою след неизвестного и неклассифицированного идиома. То, что эти имена не засвидетельствованы за пределами указанной территории, необязательно свидетельствует о том, что они не являются кельтскими или италийскими, хотя путь, ведущий к пониманию их генетического статуса, может оказаться извилистым и непрямым. В данной статье подробно обсуждается этимология этих имен и их возможная принадлежность к венетскому и кельтским языкам. Так, анализ венетского имени fersimo подтверждает эволюцию сложного суффикса превосходной степени *-is-m̥(H)o- > -izʊmo- > -īmo-, общего для сабелльских и венетского языков (в венетском ранее этот переход был отмечен лишь в имени meitima). В статье рассматриваются некоторые неправильно идентифицированные или не получившие достаточного внимания деривационные и словообразовательные модели, такие как превосходная степень на -umus, кельтские сложные слова с компонентом -gassi- и, вероятно, как италийские, так и кельтские композиты, первый член которых содержит индоевропейский корень *ḱlu- ‘слушать’. Личные имена qverra, dievpala, endvbro, rvtvba, rvtvmanne, barbarvtae, aprofennivs идентифицируются как венетские, что позволяет окончательно опровергнуть широко распространенное мнение о том, что италийские языки не сохранили индоевропейские композиты в качестве личных имен. Кельтское личное имя vorvodisivs, а также антропоним или теоним boxarvae рассматриваются как принадлежащие к очень древнему пласту индоевропейского словосложения, что подтверждается их сопоставлением с другими индоевропейскими композитами, относящимися к тем же «семантическим парадигмам». Анализ показывает, что данные имена преждевременно называть «брешианскими», тем самым связывая их с новым индоевропейским диалектом, не засвидетельствованным в других источниках. Автор демонстрирует, что предложенное Унтерманном именование относится лишь к нескольким элементам ономастикона, которые тем не менее могут быть без всяких проблем связаны с италийскими и континентальными кельтскими языками.